Сначала мне приснилась сереброволоска из замка Валуа, которая, недовольно качая головой, просила меня вернуться домой. Затем приснился и сам замок — я бегала по его многочисленным темным коридорам за Илюшей, который, невесть как, оказался там. Мальчик не играл – он просто не хотел со мной разговаривать, требуя отстать от него, а когда я всё же догнала малыша у покоев Этьена, Илюша в один момент обернулся им самим – и уже взрослый Этьен, ругаясь по-французски, погнался за мной.
А в это время другая сереброволоска, которую я тоже уже однажды видела в своём сне — с карими, почти золотыми глазами, поймав меня в одном из коридоров замка, схватила за руку, и, открыв одну из ближайших дверей, вытолкнула… в помещение московского ресторана.
Я будто со стороны увидела себя прежнюю – в черном дорогом платье, на каблуках и немного подшофе. Она – то есть та, прежняя я – пела, стоя на сцене ресторана… И что-то тёплое лилось в ответ на обнажённые эмоции прежней Таи. Вдруг «та, прежняя я» повернула голову и… ласково улыбнулась Гильермо, который, оказывается, также находился сейчас в ресторане; именно от него к той Тае шла теплая волна любви и симпатии. А вот Этьена я нигде не видела.
Правда, стоило мне о нем подумать, как скрипнула дверца – и серебровласка с золотыми глазами, заглянув внутрь, печально посмотрела на меня.
— Я не могу его удержать.
И тут же с другой стороны зала возник знакомый силуэт моего мужа – черное, злое пятно.
— Нет! – закричала я, проснувшись от собственного крика.
Глава 3
Тая
Несмотря на то, что часы показывали только два утра, засыпать по-новой я не захотела — боялась, что снова провалюсь в кошмар с Этьеном.
Помаявшись с полчаса в кровати, почувствовала, что дико проголодалась и решила спуститься вниз, на кухню.
Замок спал.
Двигаясь по пустым, отдающим эхом, коридорам впавшего в ночную спячку замка, я то и дело мысленно возвращалась назад, к своему сну.
Что это, банальная усталость? Реакция на стресс? Может, игра подсознания… — Или всё-таки что-то, что находилось за гранью рационального объяснения.
Я усмехнулась, понимая, как глупо размышлять о рациональности мышления в мире, где есть оборотни …
Дойдя до кухни, я проверила холодильник и его содержимое.
Пожевала немного запечённого холодного мяса, съела ломтик сыра, и, в конце концов, решила приготовить себе омлет.
Пока я возилась со сковородой, пока взбивала яйца с молоком, в коридоре послышались осторожные шаги – а вслед затем на кухне появилась и Настя.
— Охрана сказала, что ты проснулась и покинула комнату, — сообщила Настя, обеспокоенно разглядывая меня. — Как ты себя чувствуешь, Тая? Тебя что-то тревожит?
— Плохие сны и отвратительные мужья, — горько усмехнулась я. – Насть, давай не будем пока об этом.
Настя, казалось, без сил упала на стул.
— Если бы всё было так просто. – Она устало потёрла лицо и снова повторила, – … если бы всё было так просто…
Обреченность в её голосе заставила меня мгновенно напрячься.
— Он? – я с опаской посмотрела в коридор. – Он – там?
— Нет, — покачала головой Настя. – Кирилл отвёз Этьена куда-то за пределы стаи. Но надолго ли… Тая, понимаешь, что Этьен имеет на тебя все права.
— Понимаю, — хмыкнула я. — Я, как говорят оборотни, его самка – сука, принадлежащая этому оборотню. А значит, рано или поздно, он вернётся. Снова.
— Да, – кивнула Настя. – Он обязательно вернётся.
— И всё начнётся по-новой?
Моя подруга осторожно пожала плечами.
— У нас не так много вариантов до родов. Пока ребенок не родится, тебе придется периодически встречаться с Этьеном, чтобы он мог подкармливать вашу дочку своей силой.
Масло на раскалённой сковородке угрожающе зашкворчало, постепенно окрашиваясь в коричневый цвет – но я не спешила заливать взбитые яйца на разогретую поверхность.
Аппетит внезапно полностью пропал.
Отставив миску с взбитыми яйцами в сторону, я выключила плиту и с тоской посмотрела на Луну.
— Что я в этой жизни делаю не так, Насть? — горестно вздохнула я, сложив руки на своём животе. – Почему мне так не везёт? Сначала, когда мама ещё была жива, сердобольные бабушки во дворе жалели нас обеих: отец –де, кабель, гуляет, тратит деньги на своих шлюх. А затем, когда мама повесилась, показывали пальцем уже на меня одну: «он, мол, сиротка идёт; с ней надо быть осторожней, а то вдруг она тоже такая же ненормальная, как её мать. А я в это время только и боялась, что могу вырасти с «подпорченной кровью» своего отца. Знаешь, как это страшно, когда ты живёшь в полном одиночестве, когда никому нельзя довериться, нельзя рассказать всей правды? Когда ты отслеживаешь каждое своё слово, каждое своё действие и надеешься – от всей души надеешься, что не сойдешь с ума окончательно.
Стерев с лица горячие слезы, я горько усмехнулась.