Экипаж сухогруза состоял почти из полутора сотен человек. По словам капитана, доверять он мог от силы паре десятков членов команды. Остальная часть экипажа была набрана из того, что было в наличии в портах Петропавловска-Камчатского и Владивостока. Ранее корабль не перевозил особо ценных грузов и грузов военного назначения, поэтому к набору обслуживающего персонала командование относилось спустя рукава. Более бледный вид, чем у Колосова, имел только политрук корабля, совсем ещё молодой лейтенант Дёмин. Уж он то поболее остальных успел пообщаться с командой и сделал совсем неутешительные выводы:
– Прирежут они нас, ей богу, прирежут! – горячо шептал Дёмин в ухо Егорову. – Золото золотом, а жизнь-то одна…
Капитан, вместе со стариком Энтони, сидел в тени кормовой надстройки и меланхолично строгал ножиком деревянный чурбачок, поглядывая то на волны, то на сидящего рядом политрука. Дёмин ему не нравился. Слишком молод для такой работы, мало опыта. Как может двадцати трёх летний пацан быть авторитетом у мужиков, которые в море вышли раньше, чем он от материнской груди отцепился?
– Это печально! – с наигранным испугом прошептал сидящий рядом Энтони. – Но что же нам делать?
– Уходить надо! – приняв слова старика за чистую монету, Дёмин с удвоенным старанием завел озвученный до этого план про спасательный бот, от волнения проглатывая некоторые слова. – Ночью… погрузим золота, сколько влезет… и с Богом… там по течению… если продуктов поменьше взять, то тонны полторы влезет… только надо быстро! Очень быстро!
– Дёмин! – раскатистый бас Колосова с динамиков из капитанской рубки прервал сбивчивый рассказ политрука. – Дёмина найти мне, быстро!
– Вы это… думайте мужики… думайте… А я пошёл, вон, ищет меня уже! – словно оправдываясь, попятился лейтенант и, развернувшись, торопливо засеменил в сторону лестницы.
Проводив политрука взглядом, Юра взял из рук Энтони изящную фигурку лошадиной головы и с молчаливым восхищением оценил тонкость работы. Старый моряк оказался ценителем резьбы по дереву и сам неплохо вырезал. На этом увлечении мужчины здорово сблизились и сейчас довольно много времени проводили вместе.
– Что думаешь по поводу лейтенантика? – возвращая поделку старику, поинтересовался Юра. – Хочу услышать твоё мнение.
– Молод, – совсем по старчески поджав губы, ответил итальянец. – А молодость и глупость очень часто под руку ходят. Не верю я ему. Ей-ей, не верю совсем!
– Тут я с тобой согласен, – кивнул Егоров. – Не похоже, чтобы он серьезно был испуган.
– Ну так… Мамоном поцелованный ваш политрук…
– Мамоном? – удивленно вздёрнул брови капитан.
– Богом алчности, был такой в Новом завете. – снисходительно пояснил старик. – Золотишко ему разум затмило. Был бы я помоложе, может быть тоже, как и он…
– А сейчас уже, значит, золото тебе не нужно? – усмехнулся Юра.
Вместо ответа Энтони задрал рубаху и показал несколько рубцов на теле. Поочередно тыча заскорузлым пальцем в каждый из них, пояснил:
– Кусок печени… ребро в клочья… а тут почти месяц к Богу в ворота стучался. Всё это я получил в попытках стать богаче. И стал. Вот только ни за какие деньги мира мне не смогут исправить мои увечья. Вот потеряю я руку, и что? Она отрастёт от золота? Или, может быть, золото вернёт мне мужскую силу как в молодости? Нет, не вернёт. Мы всю жизнь меняем свое время на деньги, а под её конец начинаем менять деньги на потраченное здоровье. Парадокс…
– Ну, говорят, медицина не стоит на месте, – улыбнулся Егоров. – Если подождать…
– Да я с удовольствием, – поддержал шутку Марчетти. – У тебя таблетки вечной жизни случаем не завалялись? А то никак не могу свои найти.
Выдержав пару мгновений, мужчины синхронно расхохотались, разряжая напряжённую обстановку. Именно за эти моменты Юра полюбил этого старика. Энтони был его полной противоположностью. Егоров был молод, служил закону и верил в правоту пролетарской мысли. Энтони был стар, всю жизнь бегал от закона и был законченным капиталистом. Но именно со стариком Марчетти ему было легко и удобно общаться.
– Раз уж разговор зашёл о молодости, – закончив смеяться, Энтони с лукавой улыбкой посмотрел на сидящего рядом капитана. – Как дела у одной юной особы? Когда ты в последний раз навещал Элизабет?
– У фройляйн Бёллер всё хорошо, – сжав от напряжения кулаки, сухо ответил Егоров. – Корабельный врач обещал её полное выздоровление к моменту прибытия в Петропавловск-Камчатский. Дальнейшая её судьба будет решаться руководством партии.
– Значит, так получается… – с грустью покачал головой старик. – Очень жаль… Жаль, что не получилось истории большой любви…
– Она дочь фашиста! – зло процедил капитан, старательно изучая морской горизонт, чтобы не смотреть в лицо итальянца. – Она враг нашего народа! Такие, как она, убивали и продолжают нас убивать…
– Да понял я, можешь не продолжать, – огорчённо перебил Энтони Юру и указал на рослую фигуру, появившуюся в поле видимости. – гляди-ка, Росс, собственной персоной!