– Вы видели? – озвучил накипевший вопрос Стасюк, как только они оказались в комнате Егорова. Остальные лишь синхронно закивали, показывая, что тоже в шоке от увиденного на улицах столицы.
И оснований для подобного поведения было больше, чем достаточно. Москва превратилась в крепость. За всё время, что они ехали по улицам города, было встречено от силы десяток гражданских. На каждом перекрёстке блокпост, на крышах снайперы, у каждой парадной по часовому. Страшно представить, сколько согнали в столицу военных.
– Я, конечно, не уверен, – сказал Лисицкий, но Егоров его тут же осадил:
– Не уверен – не говори! Завтра вечером Кравцов всё расскажет.
– Командир совсем плохо выглядит, – грустно пробасил Сатын, пытаясь поместить свое могучее тело в старое кресло у окна. Раритетная мебель протестующе заскрипела, но выдержала. – Командир уже несколько дней не спал, белый весь и синяки под глазами.
– С этим полностью согласен, виделись мы с ним пару месяцев назад, так он посвежее выглядел, – подтвердил Юра, в уме прикидывая, где разместить своих товарищей. Комната всегда казалась ему большой, но когда в неё набилось пятеро крупных мужчин, она словно уменьшилась в размерах.
Спас ситуацию диван и целая стопка матрасов, лежащих на кровати. В давние времена получилось урвать с оказией целых три со склада и вернуть их всё никак времени не хватало. Вот и пригодились.
И если вопрос с ночёвкой можно было решить своими силами, то с ужином помог Кравцов. В виду холостой жизни и частых разъездов, продукты Егоров дома не держал. Когда парни уже разложили матрасы и решили залить желудки перед сном горячим чаем, в дверь постучался посыльный от Ивана Петровича. В пухлом свертке оказалось сало, пара буханок хлеба и кастрюлька с еще теплой отварной картошкой. Кастрюля была Юре знакома, он видел ее в доме Кравцова и с благодарностью помянул заботу Антонины Сергеевны, которая при каждом удобном случае проявляла поистине материнские чувства.
– Вот это хорошо, вот это по нашему! – воскликнул заметно повеселевший Стасюк, когда увидел содержимое свертка. – Эх, горилки бы…
– С горилкой попрощайся на неопределённый срок, – прервал мечтания товарища Батыров. – Там, куда мы пойдём, её не будет.
– Это как же? Совсем не будет? – наигранно округлил глаза Игорь и обернулся к Лисицкому за поддержкой. – Серый, а оно нам надо?
– Я в том мире пока не был, – прогудел Сатын, помешивая чай в кружке. – Но в тайге был… долго был. Тайга пьяных не любит, она их убивает. Нельзя будет на той стороне пить.
– А когда всех фашистов побьём? – не унимался шебутной украинец, – Вот только представь: поставим домик на берегу речки, баньку срубим, рыбалка, охота. Рыбы навялим, котлеток пожарим… И что дальше? Даже бражки не пригубим?
– Вот когда домик построишь, я сам с тобой с удовольствием выпью, а если ещё и котлетки будут, то много выпью, – улыбнулся Егоров, глядя в непривычно тёмное окно.
Москва словно вернулась во времена авианалетов Люфтваффе, большая часть окон зашторена, на улицах отключено освещение.
– Но сейчас нам не об этом думать надо, – подал голос молчавший до этого Лисицкий. – В городе непонятная чертовщина творится, так что ещё не ясно, доберёмся ли мы до этого портала.
– Что верно, то верно, – кивнул Егоров и устало потянулся. – Ладно, хорош языками чесать. Команда отбой, через десять минут тушим свет, завтра ещё дел невпроворот.
Когда все улеглись, Юра ещё долго не мог заснуть, прислушиваясь к редким вздохам лежащих рядом товарищей. У всех были свои думы и всех тяготила грядущая неизвестность. Но капитан верил, что всё у них получится. Перед глазами снова полетела бесконечная вереница людей, чьи жизни оборвала война. Какие то лица он помнил хорошо, помнил их имена и ситуации, в которых они встречались, а некоторые просто отпечатались в памяти, безымянные, но не забытые. И ради этих тысяч убитых нужно было довести дело уничтожения фашизма до конца.
Вечером следующего дня четверо подтянутых офицеров в чистых и выглаженных гимнастерках ожидали машину у парадной дома Егорова. Оказывается, до наступления комендантского часа на улице достаточно много прохожих и совсем немалая их часть состояла из ставших казаться невероятно симпатичными девушек. Любвеобильный Стасюк развлекался тем, что подмигивал проходящим мимо красавицам и громко восхищался их внешностью, загоняя большинство в краску.
Только сейчас до Егорова дошло, что, отправляясь на ту сторону, он отсекает даже шанс на создание нормальной семьи. Не будет свиданий и прогулок по паркам Москвы, ни мороженного, ни походов в кино. Из рассказов Росса он знал, что на ту сторону попало немало народу помимо немцев и среди них наверняка были женщины. Оставалось лишь найти свою возлюбленную. Эта мысль одновременно и огорчала и веселила Юру.
– Товарищи офицеры, прошу внутрь, – из остановившегося автобуса выглянуло хмурое лицо Кравцова. – Стасюк, ты опять за своё? Я же тебе обещал ещё давно, что если будешь проказничать, то хозяйство твоё с корнем выдерну!