Иной среди Иных

- Послушай, - стараясь изгнать из своего голоса педагогические нотки, начал он. - Я тебя понимаю. Но уверен ли ты, что такими вот демаршами сможешь изменить ситуацию? Ну, приедешь ты к бабушке. Она, кстати, знает, что ты едешь?

- Нет, - сознался Максим. - У них там до сих пор телефон не провели. Она же на окраине живёт, в деревянном доме. Считается, что город, но на самом деле это посёлок.

- Ну вот, - кивнул Дмитрий. - Значит, когда ты внезапно к ней заявишься, она испугается, перенервничает. Пожилой человек всё-таки, надо бы поаккуратнее. У меня вон тёща, когда с Сашкой беда случилась, тоже слегла. Сердце... Ну хорошо, допустим, с этим всё будет в порядке. Но вот мама... она, кстати, в курсе, куда ты собрался?

- Я ей записку оставил. Она сегодня очень рано ушла на работу. У неё ж выходные - самое горячее время.

- Ну вот вернётся она, прочтёт записку - и что? Огорчится - несомненно. Поедет за тобой - и ёжику понятно. Но вот отменит ли она своё решение? Наверняка это не от неё одной зависит, она, быть может, уже сделала какие-то шаги...

- Да какие там шаги! - дёрнул плечом Максим. - Всего ж два дня прошло. Ещё не поздно передумать. Она хотя бы поймёт, насколько это для меня серьёзно. Я ж никогда раньше так не делал. Вы, наверное, скажете, что это шантаж? Может, и шантаж. А если другого пути нет? Я весь день вчера её убеждал. Но она, по-моему, думает, что я ещё маленький, что это типичная детская реакция. Что через пару дней я успокоюсь, смирюсь. А я ведь не успокоюсь! Ну нельзя мне уезжать из Москвы, понимаете? Ну, есть причины! - выпалил он.

Народ в тамбуре не обращал на них ни малейшего внимания. Да и шумно было. Электричка уже тряслась, отъезжая от вокзала, кончились перроны, потянулись запасные пути, серебристые ангары багажных складов.

Дмитрий догадывался о неназванных причинах. Четырнадцать. Возраст первой любви. И не дай Бог убеждать мальчика, будто всё перемелется и лет через десять он с улыбкой вспомнит свои нынешние терзания. Только разрушишь хрупкий, неустойчивый контакт.

- Мужчины, мороженого не желаете? - из соседнего вагона впёрлась в тамбур необъятных размеров бабища с таких же габаритов сумкой. - Пломбир, вафельные рожки, стаканчики. Эскимо, "Ленинградское"...

Дмитрий потянулся за кошельком.

- Спасибо, но мы сегодня не в настроении, - опередил его Максим. Извините.

Видимо, такого тётке за всю её торговую карьеру слышать не доводилось. Во всяком случае, от четырнадцатилетних мальчишек. Изумлённо качнув копной крашеных волос, она стремительно ввинтилась в вагон. Как это ей удалось, Дмитрий рационально объяснить себе не мог. Может, тоже Иная? - мысленно улыбнулся он.

- Ну что я могу сказать? - протянул Дмитрий. - Каждый из вас по-своему прав, и ты, и мама. Тут нет какой-то единой правды. А значит, надо искать какой-то... какой-то общий знаменатель.

- Это вам не дроби, - хмуро возразил Максим. - Тут ведь одно из двух, или мы уезжаем, или остаёмся. И решать сейчас нужно, в ближайшие дни. Потому что потом это место уже займут. Мне бы хоть неделю продержаться... - доверительно прошептал он.

- Максим, а ты подумал вот о чём? Ну, настоишь ты на своём, останетесь вы в Москве, мама подчинится твоей воле... Но вот какие после этого будут отношения? Вы сможете доверять друг другу, как и раньше? - Дмитрию не хотелось читать мораль, но он понимал, что сказать это необходимо. - Ты сам произнёс слово "шантаж". Так вот, шантаж всегда бьёт по обоим. И шантажист подчас страдает ничуть не меньше. Тебе настолько надо остаться? Даже такой ценой?

- Вот и он так же говорил... - шмыгнул носом Максим. - Слово в слово.

- Это ты о ком?

- Ну, понимаете... - смутился Максим. - Есть у меня один друг. Он тоже взрослый, даже старше вас. Я ему вчера вот это всё рассказал. Я думал, он поможет как-то. Убедит маму... или ещё как-нибудь иначе. А он говорит: это жизнь, ничего тут не изменишь, ты должен заботиться о маме, а Питер - это не дикое болото, там тоже можно жить, там тоже люди есть... В общем, без толку, сказал он со взрослой горечью в голосе.

- А что это за взрослый друг? - хмыкнул Дмитрий. - Мамин знакомый?

- Да нет! - махнул рукой Максим. - Мой. А, ладно... Чего уж теперь говорить!

Он отвернулся к пыльному окошку в дверце, перечёркнутому тремя стальными прутьями. И Дмитрий понял, что всё равно больше, чем сказал, Максим уже не скажет. И если ломиться в его душу, требуя откровенности - тебя пошлют. Мягко, интеллигентно, как из всех сверстников Максима умеет только он. Как вчера он послал своего загадочного взрослого друга.

- Слушай, - решил сменить пластинку Дмитрий, - а ты раньше один к бабушке ездил? Ты там не заблудишься?

Максим, не поворачиваясь, характерно пожал плечами - встопорщилась и вновь разгладилась джинсовая куртка.

- Ну, найду, наверное. Раньше мы только с мамой ездили и с дядей Серёжей, её братом. Но у меня адрес записан. Если забуду, как там ориентироваться, спрошу у кого-нибудь.

Так, присвистнул Дмитрий. Интересное кино.

- А ты вообще в городе ориентируешься нормально? - спросил он осторожно.

Максим ощутимо замялся.