А.Я. Вышинский сумел настоять, несмотря на сопротивление Н.В. Крыленко, на снятии со всех постов Е.Б. Пашуканиса, почти два десятилетия считавшегося крупнейшим в стране марксистом — теоретиком права, а потому и утвержденного 15 ноября 1936 г. вторым заместителем наркома юстиции СССР. Но всего два месяца спустя, 22 января, он был освобожден от этой должности, а вскоре и от остальных — директора Института советского строительства и права, редактора журнала «Советское строительство». Кроме того, 16 ноября Вышинский добился и еще одного, весьма полезного для него отстранения. На этот раз своего старшего помощника и одновременно начальника спецотдела Прокуратуры СССР Р.П. Катаняна[37]
, старого большевика, два десятилетия выступавшего как марксистский интерпретатор теории права.Для всех этих назначений и отстранений наиболее присущей оказалась следующая общая черта. Хотя они и носили откровенно политический характер, но пока оставались в строгих рамках кадровых перемещений. Никого из тех, кого сняли или понизили в должности, не только не репрессировали, но и не подвергли открытой критике. Видимо, этому способствовало то обстоятельство, что ни сам факт работы декабрьского пленума, ни содержание доклада Ежова, ни повторное возникновение дела Бухарина — Рыкова так и не были преданы гласности, не послужили основанием для разжигания вполне возможной оголтелой пропагандистской кампании.
Глава четырнадцатая
С огромным трудом группе Сталина удалось избежать весьма вероятной опасности, которая могла ее подстеречь при настоящем серьезном обсуждении окончательного текста проекта конституции на пленуме ЦК. Но, избавившись от одной, она тут же столкнулась с другой, не менее серьезной угрозой. Слишком очевидный провал оказавшегося бесплодным внешнеполитического курса грозил в любой момент породить жесткую, заведомо нелицеприятную критику узкого руководства.
Еще 24 октября 1936 г., на следующий день после подписания министрами иностранных дел Нейратом и Чиано германо-итальянского протокола о проведении согласованной внешней политики, Гитлер и Муссолини объявили о создании «оси Берлин — Рим». Менее месяца спустя, 15 ноября, в Берлине Нейрат и его японский коллега Мусякодзи подписали «Антикоминтерновский пакт». Заручившись союзниками в Европе и Азии, Гитлер открыто объявил, что теперь Италия и Германия могут победить не только большевизм, но и всю Европу, включая Великобританию. А 30 января 1937 г., выступая в рейхстаге, заявил: «Германия убирает свою подпись с Версальского договора». Война становилась неминуемой.
Несмотря на столь угрожающие события, ни французской, ни советской дипломатии так и не удалось до биться расширения антигерманского оборонительного блока. Осенью была полностью утрачена надежда на присоединение к нему Румынии, что стало несомненным после отставки министра иностранных дел Николае Титулеску, самого последовательного в Бухаресте сторонника сближения с Францией. Столь же призрачным оказались ожидания заключения договора о взаимопомощи с Великобританией. Премьер Стэнли Болдуин, полностью отрешившись от европейских проблем, весь год занимался матримониальными делами короля Эдуарда VIII, И декабря отрекшегося от престола. Единственному, как выяснилось, в британском правительстве стороннику активных действий, министру иностранных дел Антони Идену оставалось лишь изображать Кассандру, предупреждая о надвигающейся опасности, что он и сделал, выступая 14 ноября в Бедфорде:
«Если Европа будет в 1936 г. усеяна бумажными клочками разорванных договоров, то нельзя будет взирать на будущее с доверием. Нужно положить предел односторонним расторжениям договоров. Англия не намерена равнодушно созерцать вооружение Германии. Англия не допустит расчленения Испании»[1]
.Однако из объявленной Иденом программы Лондону удалось добиться лишь последнего пункта, да и то весьма своеобразно — за счет уступок другому агрессору, Италии. 2 января Лондон и Рим заключили «джентльменское соглашение» о взаимных интересах в Средиземном море, то самое, которое дорого обошлось британскому флоту после начала Второй мировой войны.
Даже Чехословакия, более других нуждавшаяся в коллективной системе безопасности, уже не проявляла былой твердости. Подвергаясь сильному давлению со стороны Берлина и шантажу судетских немцев, зная о существовании плана раздела страны между Германией, Венгрией и Польшей, но не встретив твердой поддержки Парижа и Лондона, она начала склоняться к поиску компромисса со своим слишком грозным западным соседом.
Но пожалуй, самую серьезную угрозу для политики узкого руководства таило развитие событий в Испании, где гражданская война постепенно стала перерастать в революцию, что должно было подтвердить правоту не Сталина, а Троцкого и Зиновьева. Такое положение на Иберийском полуострове бросалось в глаза любому, кто побывал там.