Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933-1937 гг.

Все они оказались своеобразными заложниками. Их, как то бывало четыре-пять лет назад, могли после допросов освободить, понизив в должности ни выведя из ЦК, ЦИК СССР. Но могли сделать и обвиняемыми на каком-либо ближайшем процессе. Все зависело от обстоятельств, от дальнейшего развития событии. В том числе и от позиции основного союзника французской и испанской компартий по народному фронту — социал-демократов.

Еще до окончания «Процесса 16-ти», 22 августа, в Москву поступила телеграмма, подписанная председателем Социалистического рабочего интернационала Де Букером, секретарем Адлером, а также председателем Международной федерации профсоюзов Ситрином и секретарем Шевенельсом. Они обратились к главе советского правительства Молотову с просьбой, «чтобы обвиняемым были обеспечены все судебные гарантии, чтобы им было разрешено иметь защитников, совершенно независимых от правительства, чтобы им не были вынесены смертные приговоры и чтобы, во всяком случае, не применялась какая-либо процедура, исключающая возможность апелляции».

Телеграмму эту Каганович и Чубарь тут же переслали Сталину и сразу получили от него ответ, выдержанный в духе периода самой жесткой конфронтации с Социнтерном:

«Согласен также с тем, чтобы не отвечать Второму Интернационалу. Но думаю, что надо опубликовать телеграмму Второго Интернационала, сказать в печати, что СНК не считает нужным отвечать, так как приговор — дело Верховного суда, и там же высмеять и заклеймить в печати подписавших телеграмму мерзавцев как защитников банды убийц, агентов гестапо — Троцкого, Зиновьева, Каменева, заклятых врагов рабочего класса»[277].

Такое откровенно старое по духу поручение было выполнено незамедлительно. На следующий день ответ Социнтерну — «Презренные защитники убийц и агентов гестапо» — опубликовали многие советские газеты. Однако статья не свидетельствовала об отказе сталинской группы от реформ, а стала лишь несущественной уступкой, чтобы лишний раз не восстанавливать против себя широкое руководство. Такой же, как и вынужденная отсрочка созыва Всесоюзного съезда Советов, которому предстояло рассмотреть и утвердить новую конституцию. Решением ПБ от 21 июля выборы на съезд, объявленный чрезвычайным, назначили на 1 октября — 15 ноября. Правда, тем же решением устанавливалось и иное, более важное: промежуточные съезды советов союзных республик должны были утвердить собственные конституции[278].

Затем узкое руководство сделало следующий шаг на пути политических реформ, призванных на этот раз затронуть уже судьбу партии. XVI съезд ВКП(б) поручил «ЦК ВКП(б) переработать программу партии на основе принятой VI Всемирным конгрессом программы Коммунистического Интернационала и успехов социалистического строительства в СССР»[279]. 11 августа, накануне начала «Процесса 16-ти», ПБ утвердило знаменательное решение: «Принять предложение т. Сталина о создании при программной комиссии ВКП(б) секретариата по первоначальной наметке программы партии в составе тт. Стецкого, Таля и Яковлева»[280]. Невозможно было ошибиться в том, какие наметки подготовят те, кто только что отверг ряд основных положений программы Коминтерна.

Однако все эти проблемы, включая даже последствия августовского процесса, вскоре отступили на дальний план. Значительно большее беспокойство у узкого руководства вызвали события в Испании, где на волоске повисла судьба народного фронта — первого в Европе, одержавшего победу на всеобщих выборах, пришедшего к власти бесспорно демократическим путем.

Глава десятая

В ночь на 18 июля 1936 г. в испанской зоне Марокко вспыхнул военный мятеж, в котором приняли участие около 20 тысяч человек. На следующий день мятежники захватили крупнейшие города юга Испании.

Первой реакцией на опасные события явно растерявшегося официального Мадрида стало не подавление мятежа, а реорганизация правительства. Премьер Касарес Кирога ушел в отставку, а новый кабинет утром 19 июля сформировал председатель кортесов (парламента), лидер республиканского союза Мартинес Баррио. Отказавшись реально воспринимать цели мятежников, сразу же объявивших себя монархистами и не скрывавших стремления установить жесткую военную диктатуру, он попытался достичь с ними компромисса и предложил кому-либо из восставших генералов — по их собственному выбору — пост военного министра, Однако мятежники решительно отвергли такое предложение, считая для себя неприемлемыми даже переговоры с республиканцами. К вечеру того же дня правительство Баррио сложило с себя полномочия. Новый кабинет по согласованию с президентом Мануэлем Асаньей сформировал Хосе Хираль. Из шести представителей своей, левой республиканской партии, троих — республиканского союза и двоих беспартийных.