Иной Сталин

«В настоящее время Прокуратурой Союза ССР закончено расследование по поводу сделанных на процессе троцкистско-зиновьевского террористического центра в Москве 19 и 20 августа с.г. некоторыми обвиняемыми указаний о причастности в той или иной степени к их преступной контрреволюционной деятельности Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова. Следствием не установлено юридических данных для привлечения Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова к судебной ответственности, в силу чего настоящее дело дальнейшим следственным производством прекращено»[313].

По ассоциации, наверное, очень многие неизбежно должны были вспомнить о точно таком же ходе, сделанном в декабре 1934-го — январе 1935 г. Тогда также объявили от отсутствии достаточных оснований для ареста Зиновьева и Каменева, а три недели спустя внезапно сообщили прямо обратное, что «по вновь открывшимся обстоятельствам» оба бывших члена ПБ не только уже арестованы, но и осуждены. Однако на этот раз единожды отработанный приём не повторили. Сообщение прокуратуры оказалось дымовой завесой, призванной скрыть на время две важнейшие акции: завершение «охоты» на виднейших троцкистов, ещё оставшихся на свободе, и начало серьёзнейших по значимости, что проявилось лишь через десять месяцев, перестановок в высшем эшелоне власти.

Когда открылся августовский процесс, Г.Л. Пятаков находился в очередном отпуске. И всё же он поспешил «отметиться» — написал горячий и взволнованный отклик на шедшие судебные заседания — статью «Беспощадно уничтожить презренных убийц и предателей», увидевшую свет в «Правде» 21 августа. Несмотря на это, 11 сентября Сталин шифротелеграммой потребовал снять Г.Л. Пятакова с поста первого заместителя наркома тяжёлой промышленности[314]. Такое решение не должно было нарушить текущую работу наркомата, ибо фактический дублёр Пятакова был подготовлен ещё месяц назад. 7 августа в Москву срочно вызвали директора Челябинского тракторного завода Бускина и назначили замом к Орджоникидзе[315], поначалу как бы на персонально для него созданную должность, на деле оказавшуюся той самой, что вскоре потерял Пятаков.

Второй жертвой «охоты» на троцкистов стал К.Б. Радек, чья судьба была предрешена ещё в день открытия процесса Зиновьева и Каменева. 19 августа Сталин телеграфировал Кагановичу и Ежову:

«Читал письмо Радека на моё имя насчёт его положения в связи с процессом троцкистов. Хотя письмо не очень убедительно, я предлагаю всё же снять пока вопрос об аресте Радека (выделено мной — Ю.Ж.) и дать возможность ему напечатать в «Известиях» статью за своею подписью против Троцкого. Статью придётся предварительно просмотреть»[316].

Анафему Троцкому, как всегда ярко написанную блистательным полемистом, опубликовали 21 августа. А месяц спустя Сталин счёл, что мавр сделал своё дело и потому должен уйти. 19 сентября, отвечая на очередной запрос Г.Г. Ягоды, Иосиф Виссарионович, судя по всему, дал наконец согласие на арест Радека. Правда, в соответствии со сложившимися неписаными правилами, того предварительно освободили от должности заведующего Бюро международной информации ЦК ВКП(б), созданной не так уж давно исключительно для Радека, для сохранения и поддержания его былой роли в партии. Временное наблюдение за работой Бюро, доживавшего свои последние дни, возложили на Б.М. Таля[317].

Данное Талю поручение, хотя и временное, только продолжило уже начатые незаметные постороннему взгляду кадровые перестановки, а зачастую и просто сдвиги по горизонтали власти, неуклонно ведшие к укреплению позиций группы Сталина, начавшиеся ещё 11 августа. Именно в тот день ПБ приняло, без сомнения, органически связанное с планом проведения широких политических реформ «предложение т. Сталина о создании при программной комиссии ВКП(б) секретариата по первоначальной наметке программы партии в составе тт. Стецкого, Таля и Яковлева»[318]. Далеко не случайно в тот же день через ПБ было проведено ещё одно решение: