Иной Сталин

Последовательно и неуклонно двигаясь к намеченной цели, которая и должна была стать самым высоким результатом процесса, Ульрих и Вышинский даже не попытались уточнить и развить те показания главных подсудимых, которые можно было бы использовать, скажем, для раскрытия структуры возглавляемой «параллельным центром» организации. Удовольствовались лишь упоминанием Богуславским, Радеком, Серебряковым тех региональных групп, о которых и без того уже было известно по процессам, прошедшим в минувшем году в Западной Сибири, на Украине, в Грузии[426]. Не обратили Ульрих и Вышинский внимания и на такие слова Сокольникова:

«Кроме заговора, другого оружия у нас не оказалось в руках. Никакие возможности массовой борьбы не были для нас открыты. Но и для заговора-то у нас своих собственных средств не оказалось достаточно. Даже для заговора»[427].

О каком же заговоре шла речь, кто участвовал в нём, с какой целью, так и осталось неизвестным. Ведь более важным оказалось другое, заключительная часть приговора, гласившая: Л.Д. Троцкий и его сын, Л.Д. Седов, «в случае их обнаружения на территории Союза ССР подлежат немедленному аресту и преданию суду военной коллегии Верховного суда Союза ССР»[428].

Ещё четверо подсудимых — Б.О. Норкин, А.А. Шестов, М.С. Строилов и В.В. Арнольд — если и были ранее кому-либо известны, то лишь по газетным отчётам о ходе суда по «Кемеровскому делу». Имена же остальных: С.А. Ратайчака — начальника Главхимпрома НКТП, Я.А. Лившица — заместителя наркома путей сообщения, И.Л. Князева — заместителя начальника центрального управления движения НКПС, И.Д. Турока — заместителя начальника Свердловской железной дорога, И.И. Граше — старшего экономиста Главхимпрома, и Г.Е. Пушина — главного инженера строительства Рионского азотно-тукового комбината, ничего не говорили миллионам читателей, следивших за процессом. Но должности, даже прошлое десяти обвиняемых не имели значения. Им пришлось сыграть весьма незавидную роль, лишь подтвердив само существование якобы действительно широко разветвлённой «антисоветской троцкистской организации» да вдобавок своими показаниями на суде раскрыть механику вредительства в промышленности и на транспорте.

После вынесения 29 января относительно мягкого приговора некоторым подсудимым (Радек, Сокольников и Арнольд — 10 лет тюремного заключения, Строилов — 8, остальных ждал расстрел) необычайно вялая пропагандистская кампания продолжалась всего три дня. Кульминацией её стал митинг москвичей на Красной площади, выступления на нём с поддержкой и одобрением суровой кары троцкистам Н.С. Хрущёва, Н.М. Шверника и президента Академии наук СССР известного ботаника В.Л. Комарова[429]. А затем, как и в начале января, пресса забыла о врагах, вернулась к популяризации, используя для того юбилейные и просто «круглые» даты выдающихся деятелей отечественной культуры и науки, возвращая народу их порядком подзабытые имена: композиторов М.А. Балакирева, М.И. Глинки, А.П. Бородина, зодчего В.И. Баженова, химика Д.И. Менделеева, физика П.Н. Лебедева. Особого внимания удостоился А.С. Пушкин, которому даже партийная «Правда», в связи со столетием гибели великого национального поэта, посвятила чуть ли не полностью три номера — за 9, 10 и 11 февраля.

Однако политическое затишье и некое подобие воцарившегося умиротворения, которые демонстрировали органы пропаганды, оказались обманчивыми. Уже в ходе процесса по делу «параллельного центра» сталинская группа, скорее всего, сочла, что с проблемой «второй партии» — радикального крыла большевизма покончено навсегда, а потому можно и должно вернуться к решению самой важной и актуальной задачи — подготовке к выборам по новой избирательной системе. К тому, что оказалось невозможным и в начале декабря минувшего года — в ходе заседания VIII чрезвычайного съезда Советов, и в конце — 26 декабря, когда ПБ утвердило дату созыва 3-й сессии ЦИК СССР седьмого созыва, последней возможной по старой конституции, на 11 января 1937 г. с практически единственным пунктом повестки дня — утверждением очередного бюджета[430].