Иной Сталин

Несмотря на столь подчёркнуто мягкую меру, слишком многое свидетельствовало, что ситуация в целом начинает меняться к худшему. 14 мая, поначалу без каких-либо объяснений, были отстранены от должности три первых секретаря обкомов: Донецкого — С.А. Саркисов, Свердловского — И.Д. Кабаков, Ярославского — А.Р. Вайнов[498]. Понятным выглядело лишь снятие Саркисова, ибо оно легко связывалось с недавним постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О работе угольной промышленности Донбасса». Разъяснение по поводу Кабакова последовали три дня спустя. Ещё одно решение ПБ прямо указало: «по имеющимся материалам» он «обвиняется в принадлежности к контрреволюционному центру правых», потому исключается из партии, выводится из состава ЦК с передачей дела в НКВД[499]. Мотивы снятия Вайнова были даны лишь месяц спустя на областной партконференции, признавшей его работу «неудовлетворительной».

Решением ПБ от 14 мая на ставшие вакантными должности «рекомендовались» (что дискредитировало резолюцию только что прошедшего пленума о ликвидации кооптации): Э.К. Прамнэк, до того первый секретарь Горьковского обкома, — в Донецкий обком, А.Я. Столяр, возглавлявший парторганизацию Кировской области, — в Свердловский и Н.Н. Зимин, замнаркома путей сообщения по политчасти, а ещё ранее заведующий транспортным отделом ЦК ВКП(б), — в Ярославский[500].

Кроме того, 17 мая по обвинению в том, что «знали о контрреволюционной работе грузинского троцкистского центра, но скрыли это от ЦК», были исключены из партии и высланы из Москвы в Астрахань двое большевиков с огромным дореволюционным стажем — Ш.З. Элиава и М.Д. Орахелашвили[501]. Наконец, 20 мая последовало ещё одно репрессивное решение ПБ — был снят с должности и исключён из партии с передачей дела в НКВД К.В. Уханов[502], нарком лёгкой промышленности РСФСР.

Чем же могла быть вызвана эта весьма необычная для последних лет серия снятий партийных и государственных деятелей, слишком хорошо известных в стране в 20-е годы? Действительно ли они принадлежали к каким-либо «подпольным» «троцкистским», «правым» или «троцкистско-правым» организациям и центрам? Пока, до рассекречивания всех архивов партии, но прежде всего — НКВД, можно лишь строить предположения, гипотезы, версии, создавать их на основе не вызывающих ни малейшего сомнения фактов. Единственным же бесспорным фактом, проливающим свет на происходившие тогда события, является решение ПБ от 20 мая, принятое буквально тогда же — о дате созыва пленума ЦК для рассмотрения доклада Я.А. Яковлева о проекте нового избирательного закона. Его наметили открыть ровно через месяц — 20 июня[503].

Скорее всего, именно это предстоящее в скором времени событие, вызывавшее вполне обоснованное беспокойство членов узкого руководства, и развязало руки Ежову. Оно и позволило ему провести очередные аресты высшего начсостава армии, да и не только их. Способствовали этому и очередные показания — «признания» Ягоды. 19 мая он заявил своим следователям:

«Корк являлся участником заговора правых, но имел самостоятельную, свою группу среди военных, которая объединяла и троцкистов. Я знаю, что помощник Корка по командованию Московским военным округом Горбачёв тоже являлся участником заговора, хотя он и троцкист… Я знаю, что были и другие военные, участники заговора (Примаков, Путна, Шмидт и др.), но это стало мне известно значительно позже, уже по материалам следствия или от Воловича (о Примакове). Я хочу здесь заявить, что в конце 1933 г. Енукидзе в одной из бесед говорил о Тухачевском как о человеке, на которого они ориентируются и который будет с ними»[504].

Но говорил Ягода о «военном заговоре» всего лишь как о части более значительного — «Кремлёвского заговора», руководителями которого он продолжал называть только Енукидзе и Карахана.