Иной Сталин

И всё же дело «Клубок», как и прежде, мало интересовало Ежова. Главным для него стала «охота» на комначсостав армии. И она началась сразу же после решения ПБ о дате открытия пленума. 21 мая были арестованы начальник управления боевой подготовки РККА комкор К.А. Чайковский и начальник управления связи РККА комкор Р.В. Лонгва. 22 мая — маршал, кандидат в члены ЦК М.Н. Тухачевский и председатель Центрального совета ОСОАВИАХИМа комкор Р.П. Эйдеман. 25 мая — начальник военных сообщений РККА комкор Э.Ф. Аппога. 27 мая — начальник артиллерийского управления РККА комкор Н.А. Ефимов. 28 мая — командарм 1 ранга член ЦК И.Э. Якир. 29 мая — командарм 1 ранга, кандидат в члены ЦК И.П. Уборевич. 31 мая у себя дома застрелился, вполне возможно, ожидая ареста, армейский комиссар 1 ранга, член ЦК Я.Б. Гамарник. Помимо них было арестовано ещё около 50 военнослужащих в званиях от полковника и выше и им соответствующих, что привело к довольно значительному итогу — 82 репрессированных военнослужащих высшего начсостава только за май. Всего же с лета 1936 г. до 1 июня 1937 г. был арестован 131 военнослужащий того же ранга[505].

Однако этим майские репрессии не ограничились. 24 мая были исключены из партии и арестованы заместитель председателя СНК СССР, кандидат в члены ПБ (а в 1926–1932 гг. член ПБ) Я.Э. Рудзутак и председатель СНК БССР, член ЦК Н.М. Голодед. 22 мая — начальник ЦУНХУ (Центрального управления народно-хозяйственного учёта — предшественник Центрального статистического управления) и заместитель председателя Госплана И.Р. Краваль. В те же дни был арестован и бывший полпред СССР в Турции Л.К. Карахан. Продолжалась чистка и в НКВД. Ещё 16 мая Я.С. Агранова сняли с поста замнаркома внутренних дел и начальника 4-го (секретно-политического) отдела ГУГБ и отправили в почётную ссылку, назначив начальником Саратовского областного управления НКВД на место арестованного Р.А. Пиляра. В тот же день был арестован и начальник 9-го (шифровального) отдела ГУГБ Г.И. Бокий.

Подобные чистки, которые скрыть было невозможно, нуждались в объяснении, хотя бы в таком, который узкое руководство давало на декабрьском и февральско-мартовском пленумах, а до того — в закрытых письмах ЦК ВКП(б). Объяснение было дано, но не на пленуме или в закрытом письме, а самым необычным образом — на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны, проходившем с 1 по 4 июня 1937 г. Дано оно было самим Сталиным.

Открывая 1 июня заседание совета, Ворошилов чувствовал себя, несомненно, довольно уверенно. Ведь даже при сложившихся экстраординарных, казалось, бивших прежде всего именно по нему, обстоятельствах наркому не требовалось оправдываться в утрате бдительности, ротозействе, неосознанном потворстве неким «врагам». Ровно три месяца назад, выступая на последнем пленуме ЦК, он, как бы предвидя будущее, сумел надёжно подстраховать себя. Хотя Ворошилов и сообщил об увольнении из армии с 1924-го по 1936 г. около 47 тысяч политически неблагонадёжных, тут же оговорился. Отметил, что в РККА всё ещё остаётся более семисот бывших сторонников Троцкого и Зиновьева как с партбилетами, так и без них. А завершил он выступление так:

«Ряд… специфических мер, которые мы должны провести у себя в армии, даст нам возможность не только не допустить дальнейшего распространения этой гангрены («вредительства» — Ю.Ж.) в здоровом, безусловно здоровом, прекрасном теле нашей армии, но даст нам возможность избавиться от тех ещё зловредных, мерзких элементов, которые несомненно и безусловно имеются в рядах армии, как и во всём нашем государственном аппарате»[506].