"Иной судьбы я не желал..." (О Викторе Тимофеевиче Турове)

Там же, на фестивале, В. Туров встретился со всемирно известным итальянским режиссером Джузеппе Де Сантисом, вместе с актрисой Борзовой они гуляли по городу. Выросшему на "неореализме" мастеру белорусская картина понравилась правдивостью и национальным своеобразием, более того, он увидел в ней "три круга любви": любовь героев к труду и своей земле, любовь как высочайшее чувство и любовь авторов к своим героям. "Это то, что согревало меня весь длительный период работы над экранизацией", — говорил Туров. Фильм "Люда" на болоте" принес, конечно, режиссеру немало волнений, но и немало радости. На всесоюзном кинофестивале (Таллинн, 1982 г.), он получил главный приз и диплом "За лучший художественный фильм", несколько позже — Государственную премию СССР, два Международных приза — в Карловых Варах и Маниле (Филиппины).

Проходят годы, а творческий опыт экранизаторов "Полесской хроники" остается исключительным в белорусском кинематографе. В. Туров вывел на экран не отдельных героев с "жизненными корнями", а народ "родом из Полесья" в его бытовой, физической и нравственной реальности.

Иван Мележ умер в августе 1976 года, когда сценариев по его романам еще не было. И я задала Виктору Тимофеевичу вопрос: а если бы не случилась такая трагедия — преждевременная смерть писателя, — принял бы он экранную "Полесскую хронику"? Туров был уверен, что Иван Павлович уважительно к ней отнесся бы, прежде всего за ту неподдельную любовь к дорогим его сердцу героям, которой кинематографисты жили, создавая фильм. В отличие от некоторых критиков, — уточнил Туров свою мысль, — он искал бы не разночтение со своими страницами, а соответствие главным мыслям и желаниям. Он любил свою Ганну, думаю, что полюбил бы и нашу, принял бы и многих других героев в экранном обличье… И не судил бы нас за то, что мы освещали их светом надежды на лучшую долю…

Туров гордился тем, что принадлежал к поколению, которое теоретики объединили общим понятием "шестидесятники". Из них выросли, говорил он, и "семидесятники". "Они — это мы, повзрослевшие, иные лишившиеся романтики, радужных надежд, но профессионально созревшие. Не угас тот, кто не отрекся от идеалов". Сам Туров считал, что именно это позволило ему оторваться от "болот" и "воспарить к небу" в своих картинах-романах о судьбах народных, о Родине — "Время ее сыновей" и "Полесская хроника". И недоумевал Виктор Тимофеевич, почему солидный и проницательный критик Л. Аннинский в своей книге "Шестидесятники и мы" ни слова не сказал о белорусском кино 60-х… А в нем, по убеждению Турова, "шестидесятничество" проявилось достаточно отчетливо. Идея веры в человека, стремление показать "вершины его духа" — это определило нравственно-эстетический уровень не только фильмов Турова. "Третья ракета" Р. Викторова, "Альпийская баллада" и "Облака" Б. Степанова, "Зимородок" В. Никифорова, "Венок сонетов" В. Рубинчика. Они тоже из мироощущения поколения "неповрежденного идеализма", как назвал шестидесятников тот же Л. Аннинский.

К драме, которая произошла с советским киноискусством, когда после V Всесоюзного съезда кинематографистов (его Туров назвал разрушительным) началось внедрение в кинопроизводство так называемой "новой модели", Виктор Тимофеевич возвращался вновь и вновь — на творческих собраниях, в интервью. Он страдал от того, что некогда великий советский кинематограф предали сами же кинематографисты — одни от недальновидности, другие, поверив в авантюрные планы получить "полную независимость". А получили свободу аморальности и безответственности перед искусством. Туров сознавал вину за развал кино того поколения, к которому принадлежал: оно не выдержало напора рвавшихся к славе дельцов от искусства и бездарей. Те же, кто действительно прославил отечественный кинематограф, растерялись, заняли позицию выжидания. Ну а сам Туров что делал в то время, когда внедрялась "новая модель", согласно которой творчество отделялось от производства и проката?

Не помнится возражений Турова против решительной перестройки в белорусском кинематографе. Он понимал, что процесс этот неизбежен, творчество должно избавиться от идеологической цензуры, от которой самому доставалось. Но перестройка не должна была сломать основы того, что обеспечило кинематографу силу и славу.

Поиск новых "точек опоры"

Распрощавшись в 1984 году с милыми сердцу мележевскими героями, В. Т. Туров лихорадочно искал сценарий, который бы его взволновал. Перебирал портфель киностудии, читал журнальные публикации белорусских писателей. Встречался с Адамовичем, склоняя его написать что-то "не столь жестокое", как "Хатынская повесть", которую уже ставил Э. Климов. Воссоздать жестокость "в натуральном виде" Туров не мог. Физиологизм, обнаженную жестокость он не воспринимал как необходимое средство художественной убедительности. Туровские фильмы на любом материале гуманны и оптимистичны.