Иной жизни для себя не представляю! Книга седьмая. Халявные баксы. (СИ)

молотилкой работаю, а вы отдыхаете! Только меня к ней

отвезите!»

«Ну да! Тебя отвези, потом привези! Много хочешь! Проще

самим поехать и поработать, что б золотишком с тобой не

делиться!» - продолжал Дока, с хитрецой поглядывая в мою

сторону. Владимир на глазах побледнел, потом посинел, и с

придыхом выдавил:

«Друзья называются! Жизни мою и дочки ломаете, и еще

радуетесь!»

На что Чапа неожиданно завыл, а потом громко начал

меня с Докой облаивать. Показал, кто из нашей троицы прав, а

кто виноват. Я и Дока рассмеялись, Владимир криво улыбнулся,

и технарь дал ему совет:

«Скромней себя веди! Для тебя же с бензином бартер

проворачиваем, между прочим, за самогонку, свою личную,

которой у тебя нет и никогда не будет!»

«Водкой вклад сделаю!» - воодушевился Владимир, -

«Жена иногда домой бутылку приносит!»

«Сделаешь», - с удовольствием согласился технарь, -

«Только мы ее самогонкой заменим, а саму – выпьем!»

Через десять минут на двух мотоциклах катили в степь.

Дока вез Владимира с Чапой на коленях, и бензин к молотилке,

я рулил к луже, куда технарь подъедет попозже, предварительно

объяснив своему пассажиру, что и как он должен в землянке

делать, на что обращать внимание, где сидеть и куда смотреть,

что бы его никто посторонний не прихватил за работой.

К вечеру из оставшегося на луже истертого материала

золото мы отмыли, наполненный водой шланг с обоих концов

заткнули затычками, и спрятали в луже, где он погрузился на дно

и из вида исчез.

«Пока тепло – здесь будем золото отмывать. Очень

удобно, водички много, сама бежит. И следов не остается – песка

и без нас хватает. А будка все ж на проселке стоит, в месте

видном. Да и движок нужно в ней ставить, что бы воду из

скважины поднимать. Сплошные заморочки».

«Это точно», - поддержал я умную идею, - «повезет - до

морозов все и успеем».

В партию вернулись вдвоем, оставив Владимира, как

раньше и договаривались, на ночь при молотилке. Не знаю, как

этот тип договаривался со своей женой, далекой от любых кроме

школьных дел, но поздно вечером она ко мне зашла, и долго

нудно выведывала, где ее муженек, и что за дела у него ночью в

«безлюдном и опасном» месте. Не знаю, что больше: или за

здоровье муженька переживала, или выведывала, не к бабе ли

на стороне он подался. Как мог – душу завуча (или завучихи?)

успокоил.

Часть сорок девятая.

Воскресенье стало знаменательным днем – именно с него

наше производство можно считать налаженным, утрясенным в

нюансах. Нечего больше придумывать, менять, переделывать.

Окончательно определили, что до снега, когда следы мотоцикла

никак не скроешь, истертый материал будем возить к луже, по

возможности работать по две смены, с ночевкой возле молотилки

по крайней мере через ночь на другую – это я с Докой. Владимир

же работает на общее дело полные субботы и воскресенья, без

каприз и жалостей на усталость. И дело пошло.

Через пару дней освободившиеся пробные мешки Дока

привез к себе в сарай – не выбрасывать же добро в поле. И как

оказалось впоследствии – правильно, что это сделал. Я же у него

забрал железную коробку с отмытым золотом, которого было уже

прилично, и надежно спрятал у себя в огороде. На всякий случай,

все же Дока чуток засветился: и с гражданином Шарпаном, когда-

то покачавшем нагруженный под завязку Урал, и как я думаю, с

Камазом, когда мы привезли и разгружали у него во дворе

дробленку. Вроде нас тогда никто не заметил, но…это мы так

считаем, а кто-то к технарю уже и приглядывается, тем более он

несколько раз отказывался ремонтировать пригоняемую и

приволакиваемую к его дому технику, хотя в партии считалось,

что на данное время это его единственная работа. Да и

Владимир… чуть ли не каждый день приходил по вечерам в эту

коробку заглянуть. В общем, береженого бог бережет, пусть не

только нас, а и отмытое золотишко, теперь собираемое в другую

банку.

Через неделю непрерывной в две смены работы, мы с

Докой решили отдохнуть. Утром в субботу по легкому морозцу (к

обеду было уже тепло) Дока отвез Владимира к молотилке и

вернулся домой, куда Ниночка пригласила меня и Марину, с

радостью согласившуюся, на обед. Я к нему начал готовиться –

приводить себя после недели в поле в божеский вид. И тут на

крыльце Чапа разочек радостно гавкнул, потом в дверь

постучались, и появилась Марина, как обычно не кинувшаяся ко

мне с поцелуем, а демонстрируя на лице одновременно

замешательство и удивление.

«Что случилось?» - улыбнулся я гостье, и шагнул к ней, в

надежде все же вдохнуть аромат ухоженного женского тела.

«Обожди!» - остановила меня жестом руки, - «Я сейчас к

Нине хотела заглянуть, а потом уже к тебе. Так Дока меня не

пустил! Да еще и обругал!»

«Как так обругал?» - удивился я не меньше женщины, -

«Он же сам захотел с нами встретиться, сам обед

организовывал!»

«А так!» - Марина изобразила на лице высшую стадию

презрения, - «Вали, говорит, к своему хахалю, у нас с Нинкой

дела нашлись, ехать нужно срочно. Так и Юрке своему скажи!»

«И куда он собрался?» - выдал я на автомате, потому что

мысли в голове сейчас толкались в куче, как комары в теплый и

тихий летний вечер, и не поймешь, кто из них главный.