Иномерово колесо

Вдруг земля ушла у Волха из-под ног, завертелось все перед глазами еще сильнее и рухнул он куда-то вниз, покатился под гору. То не могила человеческая, то глубокий овраг – рухнул Волх, ударился головой и застонал. Прежде чем все померкло, услышал он где-то над ухом шипение-шелестение. Потревоженные человеком, выползали из своих нор уголицы-гадюки, ведьмины змеи. Наползали они на княжича, опутывали его ноги и руки, холодные и тихие, будто ручейки ранней весной… «Тут мой конец» – подумал Волх, и провалился в темноту еще гуще лесной.

Глава пятая. Ламаны и Шатун

Рано попрощался с жизнью Волх, не закончился его путь в сыром овраге. Когда открылись глаза, увидел он сначала меховое одеяло, которым был накрыт до самого подбородка. Попробовал пошевелиться – вспомнил о ране на боку. Где же он? Неужели попал он в Вырий? Неужели увидит он свою любезную матушку, светлую княгиню? Но вместо матушки поодаль шуршала какая-то невысокая фигура. Волх присмотрелся в полумраке: сидя на коленях, спиной к княжичу, шуршала у крошечного стола маленькая на первый взгляд обычная старушка. Только вот волосы у нее были зелеными, будто тина болотная, в прическу не убраны, а раскиданы по сгорбленной спине. Что за невидаль?

Волх затаился и наблюдал, как толкла в ступке старушка какое-то снадобье. Лицо у нее было плоское, но вытянутое к подбородку, будто верхушка елки, треугольное. Брови густые, звериные, а руки великоваты для обычной женщины – длинные, сильные, с шишковатыми пальцами… «Ламанка!» – осенило тут Волха. Словно услышав его мысли, обернулась старуха и блеснула в полумраке круглыми желтыми глазами. Волх молча смотрел на нее, не зная, враг она или друг, а она закряхтела, поднялась с коленок. Тогда понял Волх, что лежит на деревянном настиле в шалаше, а зеленоволосая голова старухи почти касается его потолка. Думал Волх, заговорит ламаниха, но она развернулась и вышла, всколыхнув завесу шалаша. Тут бы Волху встать, собраться, вылезти на свет, но силы его вдруг покинули, отчаянно захотелось спать и даже угроза встретиться с ламаньем не была способна его поднять с лежанки… Уснул Волх снова.

Через сколько проснулся – не сказать. Но на этот раз в шалаше было светлее, из-под завесы пробивался дневной свет и чистый ветерок колыхал край ветоши. Волх осторожно повернулся на спину и вздрогнул: рядом с его лежанкой сидел человек.

– Не пугайся меня, Волх Змеерожденный, – проговорил он спокойно и с улыбкой.

Волх постарался привстать, но человек покачал головой:

– Отдыхай, ты не здоров.

– Сколько я лежал? – спросил он, послушно ложась обратно.

– Не много, не мало… Сколько требовалось. Рана твоя почти зажила, можешь не беспокоиться. Старуха Лоухи разбирается в растениях.

Привыкли глаза Волха к полумраку, рассмотрел он человека: крупный, широкоплечий, высокий, будто гора. Окладистая борода с проседью, но сам человек еще довольно молод, намного моложе старика Гнежко.

От воспоминания о содеянном защемило сердце у Волха, замер он, как испуганный олень, и чуть было не заплакал. Незнакомец поправил шкуру, которой был укрыт Волх и проговорил неспешно:

– Повезло мне тебя найти, княжич. Жаль, опоздал немного, на день или на два.

– О чем ты говоришь? Кто ты?

Незнакомец положил руки на колени.

– Поверь, совсем неважно, кто такой я. Куда важнее, кто ты.

– И кто же я?

– Гореслав Гнежич, Волх Змиуланович, княжич Застеньграда. Неужто ты позабыл, пока спал?

Волх горько усмехнулся:

– Не забыть то, что я чуть было не сотворил.

– Верно, и это лучшее, что может произойти с не случившейся бедой – память о ней будет отныне оберегать тебя. – Казалось, человек знает о Волхе даже то, что тот сам не поспешит рассказывать каждому встречному. – Тебе повезло, что ты в дружбе с гадами, Волх. Я нашел тебя в овраге… Уголицы – самые опасные змеи на этих землях, а на тебе грелись, будто малые котята.

Волх вспомнил свое падение, вспомнил шелестение уголиц – и вспомнил Переплута. Вздрогнул:

– Мой товарищ… Переплут…

Тут человек вдруг посуровел. Дружелюбная улыбка спала с его лица и в одночасье доброе оно вдруг стало угрожающим, как морда медведя.

– Подлец, что напал на тебя, верно?

– Да.

– Ты слаб еще, Волх, но для правды тебе хватит сил. Столкнулся ты не с подлым человеком, но с существом куда опаснее… Слышал ли ты про навья, мертвого князя Горуверской земли, Лихоима Окаянного?

– Мне эти сказки няня рассказывала, когда был я всего пару годов отроду. Помню только то, что замарал Лихоим благость и взамен хотел научиться всей ворожбе, что известна с древности…

– Все так и есть. Благость свою он отдал… – Незнакомец задумался, поглаживая бороду. – С тех пор Лихоим ищет тех, кто ослабел – прожорлив он – и жадно упивается их благостью, будто голодный пес мясом. Нашептывает Лихоим сладкие песни, а сам тянет несчастного с иномерова пути.

– Он мертв?

– Не может стать мертвым то, что уже мертво… Ты ранил человеческое обличие, но навью суть человеческим кинжалом не сгубить.

Волх молча слушал, но сомнение не давало ему покоя:

– Он упомянул хозяина. Неужто у такого существа может быть хозяин?