«Инопланетяне в России». Часть 1. «Коты прилетели»

— Хорошо, хорошо. Сейчас я вас развяжу. Только ответьте на пару вопросов и вы свободны.

Кот схватил зубами верёвку и начал её грызть.

— Давайте поговорим по душам. Я знаю: вы — инопланетянин. Я — землянин. Мир — дружба, ласково пропел лейтенант и произвёл символическое рукопожатие.

Кот никак не отреагировал на эти слова, продолжая упорно грызть верёвку.

— Ну что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, перейдя на «ты» продолжил Курочкин.

— Мы знаем всё, — грозно выпалил лейтенант и с превосходством взглянул в глаза коту. — Все твои подельники схвачены и дали признательные показания. По сути дела, ты нам не нужен. Но они всё валят на тебя. Так что сам решай. Не знаю как там у вас, а у нас на Земле все гуманисты, так что чистосердечное признание… и так далее и тому подобное.

Кот сел и уставился на гэбэшника.

— Подействовало! — решил лейтенант.

— Может, ты и по-русски не умеешь? — с издёвкой произнёс Курочкин, — А как же «мужик, дай закурить»? Помнишь, в парке? Поверь мне — не такие уж мы дураки.

Кот не мигая смотрел прямо в лейтенантские глаза.

— Парле ву франсе? — вдруг заорал Курочкин. Кот в испуге прыгнул. Раздался страшный грохот. Это шлёпнулся на пол бронзовый бюст прославленного чекиста.

— Крепкий орешек! — подумал Вова Курочкин и, сунув кота в спецконтейнер, потащил его к полковнику Серёгину.

* * *

Полковник Серёгин чувствовал себя прескверно. Так хорошо начавшийся день, в конце концов принёс неудачу. Он почуял что-то неладное ещё, когда к нему в кабинет ввалился радостный лейтенант Курочкин и гордо доложил:

— По вашему приказанию инопланетный организм пойман и доставлен по месту требования.

При этом он сунул руку в спецконтейнер и вытащил оттуда брыкающегося и шипящего серого кота.

— Первичный допрос результатов не дал. Молчит. На вопросы не отвечает. Делает вид, что ничего не понимает. Крепкий орешек! — доверительно сообщил начальству Курочкин.

Полковник нажал на кнопку селектора и приказал: «Митрофаныча ко мне. Срочно!»

* * *

Митрофаныч был легендарной личностью. Его знали все местные сотрудники карательных органов. А слух о нём, порой, достигал самой столицы. Родился он 13 июня 1913 года. Однако два числа 13 не сделали его жизнь несчастной. Попав в молодые годы по комсомольскому набору в НКВД, Митрофаныч почувствовал, что нашёл своё призвание. Недюжинная сила и неимоверная изобретательность быстро сделали его лучшим дознавателем особого отдела. За долгое время своей безупречной службы он пересидел всех своих начальников, которые, со временем, становились его же подопечными. Своей работе Митрофаныч отдавался полностью, дневал и ночевал в подвалах местного КГБ. Ради работы, бывало, отказывался не только от выходных, но и отпусков. Начальство это ценило. Если бы было позволено, Митрофаныч брал бы работу на дом. Но раз не положено, значит, не положено. И с этим ему приходилось мириться.

Выйдя в отставку в возрасти шестидесяти трёх лет и получив персональную пенсию, он через месяц пришёл на приём к бывшему в то время начальнику городского управления КГБ и слёзно умолял взять его обратно, при этом обещая работать даже бесплатно.

— Не могу я так больше, — плакал Митрофаныч, — иду по улице, люди шастают туда — сюда, туда — сюда. А я смотрю на них и думаю: ну почему они не в тюрьме? Почему?

И Митрофаныч был принят на должность гардеробщика. Понемногу он «стучал» на своих сослуживцев, но по-настоящему отводил душу лишь в экстренных ситуациях, когда начальству требовался его специфический опыт. Вот и сейчас, получив приказ срочно прибыть к полковнику Серёгину, он до блеска надраил хромовые сапоги и в предчувствии неординарной работы, как на крыльях, замаршировал к кабинету начальства.

* * *

Услышав цоконье подкованных сапог, начальник управления госбезопасности поднял глаза на вытянувшегося у двери Митрофаныча.

— По вашему приказанию прибыл, — доложил гардеробщик.

— Митрофаныч, — начал полковник, — у меня к тебе деликатная просьба. Видишь это подобие кота. Надо, чтобы оно заговорило. Ты меня, надеюсь, правильно понял?

— У этого и египетская мумия заговорит… — с воодушевлением заметил лейтенант Курочкин, но тут же осёкся, поймав взгляд начальства.

— У меня заговорит. И не такие говорили. И энтот заговорит.

— Только поосторожней. Никаких негуманных методов. Ведь представитель иных миров, всё-таки. Ты меня правильно понял, Митрофаныч?

— А чего ж тут не понять. Всё понятно. Не извольте беспокоиться. Будет, как огурчик. Хоть в музей, хоть на кладбище.

Митрофаныч запихал сопротивляющегося кота в спецконтейнер и, цокая подковами, удалился.

* * *

Через полтора часа в кабинете Серёгина раздался телефонный звонок. Полковник снял трубку. По-военному бодрый голос гардеробщика докладывал:

— Всё. Сознался милок. Во всём сознался.

— В чём сознался? — еле сдерживая радость спросил Серёгин, — что он там плетёт?

— Что плетёт не разберу. Переводчика надо бы. Но я так думаю, что всех своих сдаёт.

— Как так не разберу? — удивился полковник, — Он что не по-русски бормочет?