Инопланетянин

Герти забралась в чулан к пришельцу из иных миров. Взяв в руки игру «Скажи правильно», она надавила на кнопку с буквой «Б». На дисплее возникла буква, подобно которой на Земле еще не видывали. Да и голос, раздавшийся из коробки, произнес вовсе не привычное и родное «Б», а…

— …Блип.

Или нечто, очень похожее, во всяком случае — совершенно бессмысленное; компьютерный чародей кротко улыбнулся, отчего стал совсем похож на черепаху.

— Неужели моя игра сломалась? — недоуменно спросила девочка.

— Нет, — ответило древнее существо. Ему удалось успешно перемодулировать сигнал, разрушив все связи в ячейках памяти и запрограммировав их на новом, ласкающем слух лексиконе.

Дверь в чулан распахнулась, и влетел Эллиот.

— Эллиот, — промолвил инопланетянин.

У мальчика отвисла челюсть.

— Я научила его разговаривать, — похвасталась Герти.

— Ты заговорил! — не веря своим ушам, воскликнул Эллиот. — А ну, еще разок!

— Эллиот…

— Ну, а ты можешь сказать — Ип?

— Ип, — покорно повторил инопланетянин.

В дверь комнаты трижды постучали.

— Это Майкл, — успокоил Эллиот. Они выбрались из чулана, и одновременно в комнату вошел Майкл.

Старый ботаник посмотрел на него и открыл рот:

— Скажи правильно: «Механик».

— М-е-х-а… Что ты сказал?

Эллиот фыркнул.

— Мы научили его разговаривать.

— Это я научила! — возмущенно поправила Герти.

Майкл шагнул вперед.

— Чему еще тебя научили?

— Скажи правильно: «Досада».

— Это все, на что он способен — просить что-нибудь правильно сказать?

Престарелый скиталец скромно потупил очи. Он еще не слишком хорошо воспринимал речь детей на слух, но знал, что самое необходимое объяснить сумеет: например, не забывать кормить его вовремя печеньем и «М&М» и стащить у матери ультравысокочастотный тюнер.

Беседу прервал телефонный звонок и затем голос Мэри:

— Эллиот, тебя!

Эллиот вышел в коридор, снял трубку параллельного аппарата и понес в комнату, волоча длинный шнур.

— Привет, Эллиот, — ухо резанул гнусавый, дребезжащий голос. — Это Лэнс. — Эллиот насторожился, почувствовав опасность. Ведь если Лэнс ему когда и звонил, то лишь для того, чтобы наврать, сколько выбил очков, играя в «Астероиды». А теперь — так и копает, так и вынюхивает, и несет всякий вздор про Сатурн, гору Олимп на Марсе, загадки космоса… — Да, Эллиот, космос, космос и только космос. Словно в мозгах засело. Странно, да? Тебе вообще не кажется, что происходит что-то непонятное? Вот сегодня…

— Я занят, — резко оборвал Эллиот, швырнул трубку на рычаг и вытер пот со лба. Лэнс явно что-то унюхал, это очевидно.

Старому ученому, телепатически присутствовавшему при разговоре, это тоже было ясно. Он все еще ощущал вибрацию биополя не в меру любопытного ребенка: от такого жди… скажи правильно: «Неприятности».

Время дорого. Он указал на телефон, потом — на окно.

— Что? Что ты хочешь, Ип?

Инопланетянин показал на телефон, на окно и махнул рукой в сторону неба.

— Звонить домой.

— Ты хочешь… позвонить домой?

Он кивнул:

— Ип звонить домой.

* * *

— Нет, Эллиот, не стоило обзывать учителя ползучим гадом.

— А чего он взъелся? Я просто пошутил.

— Что с тобой творится в последнее время?

— Со мной все в порядке, мам. Всего лишь фаза такая. Это пройдет.

— Не строй из себя психиатра, — Мэри выбрала диетический крекер и с хрустом вонзила зубы в безвкусное печенье. Есть хотелось до сумасшествия, но она держалась из последних сил: уступи искушению, и в один присест она могла бы уплести целую булку с маслом и малиновым джемом. А как еще бороться с бесчисленными треволнениями, безымянными и теми, у которых есть вполне определенное имя — такое, как Эллиот?

— Мамочка, а ты настоящих чудовищ видела? — спросила Герти.

— Сколько угодно, — бодро ответила Мэри и подумали: «Более того, я побывала замужем за одним из них».

— А я дружу с взаправдашним чудовищем, — заявила Герти.

Эилиот мгновенно выхватил у сестры куклу и свернул ей шею.

— Эллиот! — завизжала Герти, но тут же осеклась. — Прости, я забыла.

— Бога ради, Эллиот, — взмолилась Мэри, — не будь идиотом.

Герти захлюпала носом и стала гладить пострадавшую куклу, а рассвирепевший Эллиот смотрел на нее уничтожающим взглядом. Мэри взяла ломоть хлеба, густо намазала маслом и увенчала несколькими ложками джема. Разделавшись с внушительным сооружением, она вдруг ощутила себя настолько растолстевшей и отяжелевшей, что в утешение приготовила и с жадностью проглотила еще один бутерброд, не уступавший первому.

— Мам, — сказал Майкл, — так и всю булку съесть недолго.

— Замолчи, — приглушенно бросила Мэри и потянулась к хлебу, но Майкл проворно убрал булку подальше, Герти схватила джем, а Эллиот спрятал масло.

Она посмотрела на детей.

— Спасибо.

— Мама, которая объела весь мир, — продекламировал Майкл.

— Верно, верно, — пробормотала Мэри и сорвалась мыть тарелки, отгоняя прочь предательские мысли о бутерброде.

— Не подпускайте меня к еде. Спрячьте ее как можно дальше.

Так они и сделали. Попрятали еду за спины, отнесли наверх и скормили Ипу.