Иностранка

– О, сударыня, я вижу, что эти три дня, что Вы провели в стенах вашей камеры, совсем не сломили Ваш дух! – съехидничал Егор Васильевич.

– Я, дворянка и мое положение дает мне право требовать, чтобы мне дали написать прошение императрице, – она перекинула снятый редингот через спинку стула, на котором сидела.

– Прошение? – удивленно поднял брови Егор Васильевич.

– Вот, именно. И мне надобно еще отписать письмо одному господину. Я могу это сделать, многоуважаемый Егор Васильевич?

– Я смотрю Мария Кирилловна, Вы слишком самоуверенны. А в Вашем положении следует быть скромнее.

– И все же, я требую у Вас сударь перо, бумагу и чернила.

– Вы требуете?! – взорвался комендант, вскинув руки. – Вы не имеете права ничего требовать! Вы заключенная крепости и Ваше существование здесь зависит только от моей милости и доброй воли государыни нашей!

– Вы как будто угрожаете мне, сударь? – воскликнула порывисто Машенька.

– Я не угрожаю Вам, сударыня. Я лишь хочу предостеречь Вас от необдуманного шага, – заметил мрачно Глушков. – И уведомляю Вас, что никто не ждет от Вас письма. Да и государыня наша Екатерина Алексеевна вряд ли Вам поможет. Императрица не будет разбираться с Вашим делом, ибо все уже решено.

– Вы лжете! – выпалила девушка и на ее глазах заблестели слезы, и она горестно пролепетала. – Вы специально не хотите дать мне написать письмо, дабы не желаете войти в мое положение и хотя бы немного сжалиться надо мной и моими родными.

Надрывающие сердце слова девушки заставили Глушкова напрячься, и он долго, мрачно смотрел прямо в бледное прелестное лицо девушки, словно что-то обдумывая.

– Вы слишком наивны или глупы, мадемуазель Озерова, – заметил он глухо, наконец, – Неужели Вы надеетесь на своих покровителей? Но они отступились от Вас! Неужели Вы еще не поняли этого?

– Это не так, Вы не правы, – пролепетала девушка.

– И все же я прав! – заметил он желчно. – Я же знаю, что они решили отдать Вас на заклание, чтобы все следы и тайны Вы унесли с собой в могилу. Вчера княгиня, после визита к Вам, говорила со мной и велела, как можно скорее привести в исполнение указ императрицы.

– Указ императрицы?

– Да. В нем велено вас всех троих бить кнутом и отправить по этапу в Сибирь.

– Господи, – пролепетала, холодея Машенька и судорожно сжав руки на груди, прошептала. – Я не верю Вам…

– Что ж, убедитесь сами! – проклокотал комендант и, быстро взяв со своего стола лист бумаги, протянул его девушке. – Вы и Ваша семья обвиняетесь в государственной измене, ибо посмели покушаться на жизнь Зубова Платона Александровича и, возможно, на жизнь самой государыни. Вот указ, который я получил накануне и я должен привести его в исполнение, в кратчайший срок.

Маша взяла дрожащими руками исписанный лист с длинной подписью из рук Глушкова. И едва ее воспаленные слезами глаза прошлись по строкам указа, она испуганно вперила взор в усатое лицо коменданта, а затем устало прикрыла глаза, понимая, что они все погибли, ибо подпись на этом жутком документе была действительно императрицы Екатерины Алексеевны. Видя нервное состояние девушки Глушков, как-то по-доброму, заметил:

– Неужели Вы не поняли, что все они, кто склонял Вас осуществить это греховное убийство, лишь использовали Вас, чтобы Вашими руками устранить фаворита императрицы. А, когда Вы по неосторожности попались, они без сожаления отступились от Вас…

Девушка в ужасе слушала Егора Васильевича и думала только об одном, неужели Григорий предал ее и неужели он совсем не любил ее и изначально только использовал в своих нелицеприятных целях. Да и княгиня говорила, что он обо всем знает и не должен пострадать. И видимо Григорий явно был в сговоре с Екатериной Семеновной. Ибо Маша не раз слышала от молодого человека, что княгиня является его покровительницей. Машенька похолодела от своих страшных мыслей, ибо жестокая темная правда показалась ей просто убийственной. Григорий использовал ее и соблазнил ее только для того, чтобы устранить Зубова через нее, усыпив ее бдительность своими словами о любви. А сам только жаждал, чтобы она как можно скорее выполнила их тайную миссию, ибо в последний месяц твердил только об этом. А теперь, когда она все сделала, она стала не нужна ему. И доказательством тому служил тот факт, что за эти три дня он так и не появился в тюрьме. И теперь ее ребенок, живущий под ее сердцем, был нужен только ей, ибо Чемесов, его отец, явно не нуждался в его существовании, так же как и не желал вызволения ее Маши из этой кошмарной тюрьмы. Раздавленная, нервная и ожидающая новых мучений, которые предрекала ей эта жуткая бумага, какую она сжимала в руке, Машенька тихо промямлила:

– Неужели Вы правы?

– Вот, именно, – заметил комендант и, забрав из рук девушки указ, вновь положил его на стол. – Теперь Вы видимо стали понимать, что к чему, сударыня. И оттого на Вашем месте я был бы более смиренной и покладистой, как я и говорил Вам ранее. Ибо, теперь, я Ваш единственный покровитель и, возможно, даже спаситель.

Уже с полными слез глазами девушка посмотрела на Егора Васильевича и пролепетала: