Иностранка

Сумерки окутали неприглядную камеру. Девушка сидела, поджав колени к животу на своем каменном ложе, застеленном соломой. Сегодня первый день, как потеплело на улице и оттого промозглость камеры была не так ощутима. Впервые, за трое суток, которые она находилась в тюрьме, она расстегнула свой влажный от сырости редингот и сняла шаль с шеи. Однако, окружающая сырость и писк мышей были неотъемлемой частью ее теперешнего тягостного существования и, девушка несчастно вздыхая, страдала от неизвестности и одиночества. Все эти дни она не видела ни отца, ни брата и совсем не знала, что с ними и где они. Надсмотрщик, приносивший ей еду, не говорил с ней и девушка даже не знала, приговорена она уже к какому-то сроку, или должен был стояться суд, или же она останется здесь навсегда. Лишь призрачная надежда на то, что княгиня Д., которая посетила ее вчера или Григорий, помогут ей выбраться отсюда, согревала ее страдающее сердечко и девушка искренне по-детски уповала на то, что она еще нужна Григорию и он сделает все, чтобы вызволить ее из тюрьмы.

Все эти дни своего кошмарного и омерзительного существования в тюрьме, Машенька беспрестанно плакала и переживала. Для нее еще такой юной, наивной девушки, почти девочки, с детства выросшей в неге и роскоши, теперь, окружающая зловонная грязная камера казалась адом. В первые дни она пугалась даже мышей, когда они пробегали по ее ногам, но с каждым днем она словно стала привыкать к этим неприятным соседям и сейчас смотрела на них почти безразлично, понимая, что мыши не виноваты, что родились в таком неприглядном теле. Девушка боялась остаться здесь надолго или навсегда. Она не знала, сколько еще выдержит, но понимала, что ей надо как-то примириться со своим теперешним существованием. Иного выхода не было. Ее платье было испачкано, а волосы казались невозможно грязными. Она лишь заплела их в простую косу, ибо у нее не было даже расчески, чтобы причесаться. В углу грязной камеры постоянно сверху, по стене стекала вода, устремляясь между камнями в пол. Именно, эта жидкость и служила для девушки единственным источником воды, которым она умывала лицо, мыла руки. Вода была ледяная, но Машенька была рада и такой, ибо без нее было бы совсем невыносимо терпеть все тяготы заключения. Девушка пыталась не отчаиваться и ежечасно внушала себе, что она здесь ненадолго. Лишь эта мысль успокаивала ее и придавала ей силы.

Заскрипел дверной засов и Маша напряженно посмотрела на надсмотрщика, который вошел в ее камеру. Девушка не понимала, зачем он пришел, ибо вечерний скудный хлебный паек был принесен ей еще два часа назад.

– Эй, барышня, – позвал приземистый и худощавый охранник. – Вставайте. Комендант требует Вас на допрос.

– Комендант? – удивилась девушка и опустила ножки вниз, одернув юбку.

– Ну да, Егор Васильевич требует. Давайте поживее, а то он гневаться будет.

Надсмотрщик проворно распахнул дверь, ожидая пока девушка приблизится. Маша не заставила себя ждать и проворно вышла в коридор. Охранник вышел вслед за нею и, взяв зажженный фонарь, велел:

– Идите за мной.

Послушно последовав за солдатом, девушка уже спустя четверть часа вошла в кабинет Глушкова, находящийся недалеко от главного входа в тюрьму. Пройдя в мрачноватый, пыльный кабинет коменданта, Машенька остановилась у входа, переведя взор на сидящего за столом мужчину, одетого в темно – зеленый китель. Глушкову было около сорока лет. Полное лицо его украшали широкие усы и бакенбарды. Пыльный парик его лежал на столе, а его рыжие волосы были взлохмачены и торчали в разные стороны.

Железная дверь с грохотом закрылась за девушкой и Маша невольно обернулась на этот звук. Комендант оторвался от своих бумаг и поднял голову.

– Прошу, сударыня, пройдите, – велел Глушков. Он встал из-за стола и приблизился к девушке. Чуть поклонившись, он протянул ей руку. Маша, опешив, невольно инстинктивно подала ему ладошку и Глушков галантно, словно в салоне поцеловал ее. – Вы дрожите? Присядьте, сюда, – он указал жестом на стул, стоящий недалеко от его письменного стола. Неуверенно ступая по каменному неровному полу, Маша присела на предложенный комендантом стул. Егор Васильевич остался стоять у стола и, выпрямившись, как-то странно посмотрел на нее.

– Вы хотели видеть меня? – спросила девушка.

– Да, сударыня, я бы хотел обсудить с Вами дело касательно Вашей семьи.

Нахмурившись, Машенька напряженно посмотрела на стоящего перед ней мужчину с неприятным лицом и тихо вымолвила:

– Могу я узнать, что с моим отцом и братом?

– Они здоровы и находятся в одиночных камерах, как и Вы.

– Благодарю, – облегченно выдохнула Маша, расстегивая редингот, ибо в комнате было довольно тепло.

– Вы можете раздеться, если Вам жарко, – предложил комендант. Маша начала медленно снимать редингот и тут же напряженно заметила:

– Третьи сутки я и мои родные находимся в Вашей тюрьме. И никто не соизволил даже уведомить нас о приговоре, который нам вынесен и как долго мы должны пробыть здесь?