Иностранка

Молодой человек выдержал удар и, злобно зыркнув на коменданта, в следующий миг кинулся на Глушкова. Хотя его руки были связаны сзади, но Григорий со всей силы ударил Глушкова ногой в живот и комендант отлетел к противоположной стене. Григорий уже бросился к нему, намереваясь нанести еще удары Глушкову. Не ожидая такого буйного поведения от молодого человека, солдаты тут же кинулись к Чемесову и начали бить его со всей силы, оттаскивая его от Егора Васильевича, который схватившись руками за живот, хрипел сидя на полу. Григорий попытался бороться с солдатами. Но его оглушили прикладом по голове и он вновь потерял сознание.

Когда Чемесов снова пришел в себя, он отметил, что находится в той же зловонной камере. Он был без мундира, в одной рубашке и панталонах. Его руки были связаны над головой. Он висел на веревках, стягивающих его запястья, подвешенный к каменному потолку за железный крюк. Его ноги едва доставали носками до пола, а все тело ныло от полученных ударов. Перед ним возникло толстое неприятное лицо коменданта.

– Ну что, так лучше, Ваше благородие? – с издевкой заметил Глушков.

– Вы… гнусный человек, – выплюнул Чемесов и закашлялся, ибо ощутил под ребрами невыносимую боль. Он чуть опустил взор вниз и отметил рану на боку, которая кровью сильно намочила его рубашку. Григорий вмиг вспомнил, как при схватке один из солдат полоснул его острием сабли, еще при потасовке в комендантской.

– Ты, как я погляжу, буйный совсем, оттого теперь будешь на крюке у меня висеть, – прокомментировал Егор Васильевич. – Ишь, что удумал, драться со мной! Да я велю прибить тебя до смерти и все. И вообще говорить с тобой не буду!

– Видимо, Вы со всеми заключенными так и поступаете, – выплюнул Чемесов, пытаясь вытянуть руки с крюка и сплевывая кровь с разбитой губы. Он ощущал, что один глаз его залит кровью, которая стекала из раны на голове, отставленной солдатским прикладом. – Мерзавец, Вы еще тот!

– Заткнись! – вновь прохрипел Глушков и снова со всей силы саданул Чемесова в челюсть. Молодой человек от силы удара вновь на миг потерял сознание и повис на руках.

– А ну, охолоньте его водой, – приказал комендант. Солдат послушно набрал в ведро ледяной воды из деревянной кадки и выплеснул в лицо Григория. Тот тут же пришел в себя и напряг руки, привстав на носках. Подняв голову, Чемесов одним не залитым кровью глазом посмотрел на коменданта и прохрипел:

– А, господин комендант! Я думаю, императрице все же будет интересно узнать, как вы замучили и убили всех Озеровых, несмотря на ее милостивое повеление никого не казнить.

– Ты это что, вздумал угрожать мне, Ваше благородие? – проклокотал комендант. – Так ты буян и сам преступник. Ты хитростью вломился ко мне в крепость и пытался освободить государственных преступников! Тебя самого следует отправить по этапу в Сибирь!

– Когда государыня узнает обо всем, Вы точно вылетите с этого места.

– Испужал! Да во всех моих рапортах все умершие числятся от переохлаждения и болезней! И столько лет все это устраивало императрицу.

– Но, я то знаю, что это не так! И про Озеровых точно доложу, куда следует! – не унимался Чемесов.

– А ну замолчи, мальчишка! Я тебе доложу! Да я тебя сейчас собственными руками придушу, наглец!

Руки Глушкова уже потянулись к молодому человеку. Но в последний момент комендант остановил себя и чуть отошел от Чемесова, отвернувшись от него. Несколько раз, отдышавшись и успокоившись, Егор Васильевич вновь обернулся к молодому человеку и предложил уже более спокойно:

– Слушай, Григорий Петрович, давай по-хорошему. Так и быть, я выпущу тебя. Не нужен ты мне здесь, тем более никто ничего не знает про тебя. Но ты должен молчать обо всем, что произошло этой ночью.

– А если я не буду молчать? – процедил Чемесов.

– Тогда дураком будешь! – взорвался комендант. – Озеровым все равно не помочь уж. Я уже бумаги подписал, что девчонка умерла от горячки в тюрьме, а ее отец и брат помрут по документам через неделю, когда их погонят по этапу в Сибирь. Так что все документы, подтверждающие мою невиновность в их смерти у меня имеются.

– Все у Вас хорошо устроилось, так? – убитым голосом прохрипел Григорий. – Только с того света этим Озеровых не вернуть!

– Вот, именно, не вернуть. А ты-то жив! Чего сам себе яму копаешь? Никак не пойму, – проскрежетал Глушков. – Я ведь на тебя могу бумагу составить, о твоем самоуправстве и что ты хотел Озеровым помочь сбежать и тогда тебя самого уж точно у меня в казематах сгноят. Так что, давай не буянь, а прими как должное все.

Егор Васильевич внимательно посмотрел на молодого человека, который с ненавистью глядел на него горящими карими глазами и лишь сжимал недовольно скулы. Было видно, что внутри Чемесова идет борьба. Через пару минут Глушков приблизил свое лицо к лицу Григория, чуть приподняв на него глаза вверх, ибо молодой человек был выше его, и спросил:

– Ну что, надумал? На свободу пойдешь? Или тотчас рапорт на тебя настрочу, как на соучастника Озеровых.