Иностранные связи

Даже со спины поза Фреда так красноречиво передает страдание, что и пьяная домработница догадалась. Не смея поднять на нее глаз, не то что ответить ей — да и зачем? — он сдвигает одежду Розмари в поисках своей голубой рубашки и мечтает, чтобы миссис Харрис поскорее ушла.

А миссис Харрис ковыляет через всю комнату к нему, по дороге спотыкается о покрывало, хватается за столбик кровати, чтобы не упасть, и наконец заглядывает в стенной шкаф.

— Эт-та к чему, котик? — хрипит она. — Накосим-ка лучше сена.

Фред каменеет. «Накосим сена» — их с Розмари тайное словцо. В погожие деньки, как сегодня, когда предзакатное солнце освещало комнату и кровать с пологом, Розмари любила нежиться в его лучах, подставляя ему свою белую кожу. «Давай-ка, милый, накосим сена, пока солнце еще высоко», — сказала она ему однажды, тихонько смеясь. Через несколько дней Фред подарил ей репродукцию картины Брейгеля «На сенокосе», и Розмари повесила ее над тумбочкой, где она и темнеет сейчас квадратом на светлых обоях с цветами. Теперь ясно, что миссис Харрис шпионила за ними, подсматривала, подслушивала под дверью. Гадость, мерзость! Ладно, черт с ней, с рубашкой, и с книгой тоже, главное — убраться отсюда подобру-поздорову.

— Прошу прощения, — говорит он злобно.

Миссис Харрис и не думает его пропускать.

Шатаясь, она подходит еще ближе к Фреду. Лицо ее — насколько можно разглядеть под вылезшими из-под платка крашеными лохмами — измазано сажей и губной помадой; от нее несет потом и перегаром. Миссис Харрис протягивает руку, засаленный цветастый халат распахивается, открывая ослепительно белое, роскошное нагое тело.

— Ах, милый! — говорит она сиплым, пьяным шепотом, передразнивая Розмари. Хватает Фреда за руку, наваливается на него всем телом и начинает об него тереться.

— Прекратите! — вопит Фред, пытаясь отодвинуть миссис Харрис в сторону, но домработница, даром что пьяная, на удивление сильна. — А ну прочь, старая карга!

Хватка миссис Харрис разжимается. Фред отталкивает ее с такой силой, что миссис Харрис, взвыв диким зверем, валится на пол, среди туфелек Розмари.

Даже не взглянув на миссис Харрис, не предложив помощь, он прижимает к себе свитер и улепетывает без оглядки. Мчится вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и захлопывает за собой дверь.

Очутившись на улице, Фред шагает куда глаза глядят. Минует квартал за кварталом, все дальше от Чейн-сквер, и на смену ужасу и гадливости приходит смущение. Фред сворачивает на юг, к реке, переходит дорогу и оказывается на набережной. Прислоняется к каменному парапету над широкой, спокойной Темзой, где катера, пришвартованные у берега, мерно покачиваются на волнах. По левую руку от Фреда — мост Альберта, будто собранный из детского конструктора, вдали зеленеет Баттерси-парк; справа — мост Баттерси, кирпичная громада в романском стиле. Фред следит за неспешным течением воды и игрой солнечных бликов на ней. Плывут друг за другом вниз по реке баржи, клубятся в закатном небе облака… Фреду понемногу становится легче.

Никогда больше не смогу я мечтать о спальне Розмари, думает Фред. Впрочем, возможно, это и к лучшему. С чего думать о какой-то дурацкой комнате? Если честно, то приходил он не столько за вещами, сколько в надежде еще раз увидеть Розмари. Глупая и тщетная надежда. А Фред, несмотря ни на что, по-прежнему любит Розмари. Ну и поделом ему! Теперь самое главное — забыть Розмари Рэдли; она-то его давным-давно забыла и славно развлекается где-нибудь за городом.

Слегка успокоившись, Фред бредет домой. Вещи еще не собраны, а через пару часов нужно идти на ужин и на ночной сеанс со старыми друзьями, только что приехавшими в Англию на лето.

Когда Фред встречается с Томом и Паулой, он почти пришел в себя, хотя и слегка подавлен. Друзья его так рады встрече и так жадно слушают рассказы о Лондоне, что на душе у него становится легче. Какое счастье, что не все американские ученые похожи на Вогелеров (за последнее время они Фреду поднадоели) или на Винни Майнер. От тоски по дому у Фреда щемит сердце; хочется увидеть знакомые места, услышать родные голоса, он соскучился по таким людям, как Паула и Том, — они говорят то, что думают, без утайки, без насмешек, никогда не станут притворяться друзьями, чтобы потом бросить тебя как ни в чем не бывало.

Сидя с друзьями в кафе рядом с домом, лакомясь блинчиками и попивая божоле, Фред рассказывает им о здешних достопримечательностях, культурной жизни, ресторанах, пытаясь не выдать своего разочарования. (Чего ради портить ребятам настроение? Ведь они приехали всего на пару недель.) Рассказывает Фред и сегодняшнюю историю с миссис Харрис, умолчав кое о чем. К примеру, он не сознается, что у него был ключ от дома, а Розмари превращается в «знакомых, которых сейчас нет в Лондоне». Без этих подробностей происшествие выглядит грубоватой комедией, сценой в духе Смоллетта или карикатур Роуландсона, оборачивается анекдотом, шуткой, и Том с Паулой принимают ее на ура.

— Вот так история! — восхищается Том. — Везет же тебе на приключения!