С другой стороны, за считанные дни до начала войны с Германией и ее союзниками указанная копия письма с его, несомненно, секретным содержанием не может не вызывать у нас определенную настороженность по поводу возможной государственной измены ее автора. Если данное опасение ошибочно и в копии письменного обращения на немецком языке была лишь фраза «призыв запасных начался», то это не является основанием для смягчения или полного отказа от обвинительной риторики. Руководствуясь буквой закона, напомним, что на первый взгляд «безобидная» фраза содержала в себе квалифицированные признаки преступления, предусмотренного рядом статей уголовного уложения того времени[217]
. В случае возбуждения судебного разбирательства управляющему архангельским отделением фирмы «Зингер и Кº» (как наиболее вероятному автору письма) могли инкриминировать «виновность в способствовании… неприятелю в его военных… против России действиях» (ст. 108), «виновность в побуждении иностранного правительства к военным или враждебным действиям против России» (ст. 110), «виновность в… сообщении или передаче другому лицу, в интересах иностранного государства… документа, касающегося мобилизации и вообще– Из г. Иркутска:
5) «Для ревизии учреждений фирмы приезжали в Иркутск инспектора Правления немцы, а в 1912 г. даже из Гамбурга, совершенно не говорили по-русски. Ревизоры расспрашивали о расположении войск и Иркутском артиллерийском складе, причем Квахашелидзе было поручено выяснить, что хранится в складе. Тому же лицу управляющий Иркутским Центральным Отделением Гюнтер поручил узнать количество орудий в складе и число воинских чинов при нем. Гюнтер раздал служащим карты их районов и приказал проверить их на местах, выяснить местонахождение железнодорожных сооружений и построек… Предлагалось также агентам заводить знакомство с офицерами, продавая им машины в рассрочку, что давало возможность следить за перемещениями офицеров с частями войск»[218]
.Указанные документальные данные обратили наше внимание на наличие конспиративных контактов представителей Германии, в лице сотрудников штаб-квартиры «Зингер и Кº» или законспирированных офицеров разведки, с отдельными управляющими компании в иркутской губернии.
И если из документального отрывка так и осталось неясным, на каком языке общались стороны, то факт совместного участия русских управляющих в решении поставленных военно-шпионских задач (способных нанести очевидный вред интересам внешней безопасности России) является бесспорным. Как, собственно, не подлежит сомнению и то, что действия (распоряжение «узнать количество орудий в складе…») Гюнтера подпадали под состав преступления, предусмотренный ст. 118 Уголовного уложения 1909 г. (в ред. закона от 5 июля 1912 г. «О шпионаже»). Диспозитивная часть данной статьи гласила: «Виновный в участии в сообществе, составившемся для учинения государственной измены, наказывается…»[219]
.Подытоживая сказанное, отметим: благодаря группе В.Д. Жижина были собраны ценные документы, которые позволили его современникам (прежде всего, высокопоставленным представителям военного министерства и министерства юстиции) и последующим поколениям соотечественников (прежде всего, историкам отечественных спецслужб) усомниться в безупречной репутации отдельных филиалов компании «Зингер». Документы эти оказались в распоряжении следователей совершенно случайно. Их попросту не успели уничтожить заинтересованные лица.
Как нам удалось установить, незадолго до начала боевых действий московское правление отправило управляющим всех своих филиалов письмо с требованием о категорическом запрете передавать получаемые ими из Москвы циркуляры коммерческим агентам. «В руках агентов не должны оставаться никакие письменные сообщения, – с едва скрываемой взволнованностью добавлял автор этих строк, – и мы ставим в обязанность заведующим при следующем посещении агента отобрать у него все находящиеся еще там письма, циркуляры и т. д.»[220]
.Возникают закономерные и риторические вопросы: к чему такая конспиративность? Что таким образом пыталось скрыть руководство компании? Чем объяснялся столь срочный характер выполнения указанной директивы?
И, тем не менее, проанализировав рапорт В.Д. Жижина, мы не увидели прямых и неопровержимых доказательств связи московского правления фирмы и ее территориальных отделений с германской агентурной разведкой. Однако единичные из упомянутых в нем документальных свидетельств, безусловно, могли стать веским основанием для возбуждения предварительного следствия (или дознания) по подозрению управляющих конкретных филиалов немецкой компании в сборе разведывательных сведений о России задолго до начала Первой мировой войны.
Каким же образом те данные о военных секретах Российской империи, которые все же добывались и поступали в головное управление «Зингер и Кº», могли переправляться их непосредственному заказчику – германскому Генштабу?