Читаем Иностранцы в Питере полностью

Если, например, в Галерее Уфицы или в Лувре он ведет себя как обычный обыватель, то в Петербург прибывает уже глубоко умудренный опытом многочисленных наблюдений и стремится произвести впечатление на местных варваров. Наивный, он еще не догадывается, во что влип. Поведение питерского иностранца перед картиной - это гармоничное сочетание балета и ритуального танца. Все движения взвешены и совершенны. Секундное замирание перед картиной в позе внезапного восхищения, шаг вперед и грациозный наклон к табличке, отступление назад для широты обзора, разглядывание шедевра через кулак, смещение влево, а затем вправо, чтобы определить ракурс без бликов. В конце концов, принимается поза вроде стоящего в оцепенении Мыслителя Родена со скрещенными руками и ногами, из которой пробудить может только зов гида, приглашающего в следующий зал.

Однако гид - переводчица, чудом избежавшая раздвоения личности на набережной, через пару часов прогулки по Эрмитажу начинает с беспокойством поглядывать на часы, а затем о чем-то шепчется со знакомой служащей музея. Та подходит к группе и объясняет, что дальнейшее шествие по сокровищнице возглавит она. Однако поскольку она специалист по древнему миру, то паломничество перемещается в залы древнего Египта. После чего можно будет пообедать. Упоминание о прелестях процесса насыщения желудка вызывает у иностранцев прилив энтузиазма и стремление поскорее покончить с древним миром.

Атмосфера тысячелетий существенно отличается от атмосферы веков. Если наверху вас окружает колорит жизни, то здесь, внизу довлеет смерть. Каменные гробы и погребальные предметы. Боги умерших и ритуалы похорон. Правда среди этого праха новый гид чувствует себя просто великолепно. Сразу видно, что это ее любимая, обожаемая стихия.

Подведя уставших спутников к витрине с мумией, она принялась красочно описывать процесс мумификации в древнем Египте. В речах и жестах гида чувствовалась глубина знания предмета и фанатическая увлеченность ритуалом. Особенно великолепно удавалось детальное описание вскрытия тела и процесса удаления внутренностей. Натуральность лекции была столь велика, что не оставляла места ни для каких других мыслей. Публика начала бледнеть, зеленеть, хвататься за носовые платки и желудочные места на теле.

Гид по-своему расценила изменение в поведении, цвете лиц подопечных как проявление усталости, голода и, быстренько завершив свои откровения, вывела процессию в коридор и оставила их у двери в кафе, искренне пожелав приятного аппетита. Нанесенная ритуалами древнего Египта глубокая психологическая травма, вызывающая судорожные сокращения желудка, совместно с ароматами кухни сделали свое дело. С воплем страдания травмированные бросились к выходу, сметая всех со своего пути. Даже на Дворцовой площади им не пришло в голову остановиться и полюбоваться окружающим ансамблем.

Паническое бегство завершилось только на скамейке в сквере перед Русским музеем, на которую уже почти полноценные питерские иностранцы свалились, изнемогая от потрясения. Тут-то и обнаружила их вышедшая с выставки Ананова и тоже набравшаяся впечатлений вторая часть группы. Встреча напоминала то ли сцену братания раскаявшихся противников, то ли встречу горячо любимых родственников после долгой разлуки. Никто из них и не подозревал в себе такую широту переживаний и сентиментализма. Но идиллия объятий, поцелуев, слез облегчения и умиления была бесцеремонно прервана вторжением в мизансцену ватаги грязных, оборванных и босоногих цыганят выклянчивающих милостыню. Драма начала приобретать душераздирающий характер.

Чтобы понять трагичность ситуации нужно внимательно оглядеться вокруг. Немного поодаль от разыгравшейся сцены, на противоположных скамейках, а частью на траве газона расположились несколько взрослых цыганок. Именно их отпрыски атаковали сейчас питерских иностранцев. Немного в стороне с индифферентным видом слоняется еще пара цыган, но уже мужеского пола. Это штаб управления всем стратегическим планом. Цыганки - это тактическое управление, а цыганята - ударная сила. От столь продуманной и безупречно организованной операции по детскому нищенскому вымогательству спасения нет. Если не срабатывает жалость, то сработает брезгливость. Альтернатива небогатая. Либо откупиться от жалобных детских стенаний и негигиеничных прикосновений, либо спасаться бегством, утратив достоинство.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза