Он вышел вслед за Банитчи из автомобиля, все так же сжимая в руках компьютер; теперь, когда он разглядел стиль этого места, ему пришло в голову, что тут за время их пребывания может состояться и охота по всей форме, если персонал посвятит себя развлечению гостей. Банитчи и Чжейго, конечно, будут от этого в восторге. Сам он - нет: продираться сквозь пыльный бурьян, жариться на солнце и смотреть на свой ужин через прицел ружья - не самая его любимая забава. Он беспокоился за компьютер - вокруг клубился холодный туман, засасываемый под портик сквозняком; и ему не терпелось поскорее завершить ритуал приветствий и убраться с этой сырости.
- Это пайдхи, - проговорил Банитчи, положив тяжелую ладонь ему на плечо. - Брен Камерон, близкий ассоциат Табини-айчжи, важная персона, окажите ему наилучший прием...
Это была стандартная формальность. Брен поклонился, пробормотал: "Честь и благодарность" в ответ на вежливые приветствия персонала, а Чжейго тем временем захлопнула дверцу фургончика и отпустила водителя. Автомобиль с нарастающим воем исчез в тумане, а прибывшие и встречающие постепенно, шаг за шагом, под расспросы о здоровье и благополучии айчжи последовали к главным дверям - слава Богу, подумал Брен. Взгляд, брошенный назад в ответ на какой-то вопрос, выловил за вуалью дождя древнюю пушку посреди мощеного двора; взгляд вперед встретился с приглушенным золотистым светом, льющимся через дверь с волной более теплого воздуха.
Пол в холле был вымощен каменными плитами, стены частью обшиты деревом, частью оштукатурены. С почерневших от времени потолочных балок свисали знамена, по виду и сами насчитывающие не одно столетие, с потускневшими красками и сложным змеистым рисунком старинного письма, которого пайдхи не знал, действительно не знал. Он узнал цвета Табини, а центральное знамя имело личную эмблему Табини, бачжи - Фортуна - в красном кругу на голубом поле. По всем стенам было развешано оружие - мечи и другое, названий которого он не знал, но уже видел в охотничьем домике в Тайбене - вперемежку с такими же как и там шкурами, пятнистыми и полосатыми, распяленными на колышках по стенам, наброшенными на кресла, которые не имели ничего общего с человеческим стилем мебели.
Банитчи снова взял его за плечо и снова представил, на этот раз двум слугам-мужчинам, это знакомство потребовало очередной серии поклонов.
- Они проводят вас в ваши комнаты, - сказал Банитчи. - Они назначены прислуживать вам.
А Брен пропустил мимо внимания их имена... На языке вертелся вопрос: а как же Алгини и Тано, которые едут сюда из аэропорта? Зачем ещё кто-то?
- Простите меня, - сказал он и смущенно поклонился. - Я не расслышал ваших имен.
Пайдхи был дипломатом, пайдхи не позволял именам проскальзывать вот так мимо внимания, даже именам слуг, - он просто оказался не собран, даже сейчас, потому что спрашивал себя, знают ли этих слуг Банитчи и Чжейго, доверяют ли они этим людям.
Но они поклонились и вежливо, терпеливо повторили свои имена: Майги и Джинана, гордимся быть к вашим услугам.
Устрашающее начало, когда эти атеви пытаются быть вежливыми с тобой. После того, как тебя тычками и толчками загнали в места, которых ты не знаешь, в мире, культура которого и без того полна чуждого и неизвестного, - а это место вообще ошеломляет...
- Идите с ними, - мягко сказал Банитчи и добавил что-то на каком-то местном диалекте, на что слуги кивнули и поклонились, глядя на Брена с такими же бесстрастными лицами, как у Банитчи и Чжейго.
- Нанд' пайдхи, - проговорил один из них.
Майги. Надо запомнить, кто из них кто.
Майги и Джинана, снова и снова повторял он про себя, следуя за ними через холл, через сводчатый проход, к каменной лестнице с бронзовыми перилами. Внезапно до него дошло, что они только что скрылись с глаз Банитчи и Чжейго, но Банитчи сказал идти с ними, Банитчи, видимо, считает, что им можно доверять. Не хотелось бы оскорблять слуг второй раз, показав недоверие к их надежности.
Итак, вверх по лестнице, на второй этаж странного дома, управляемого ещё более странной старухой. Идущие впереди слуги говорили между собой на языке, которого пайдхи не знал, дом пахнул камнем и древностью. В этих верхних коридорах с деревянными полами стены не были оштукатурены - видимо, предположил Брен, они предназначены для гостей рангом помельче. По потолкам проходили открытые, откровенно старые трубы и провода, голые лампочки с вольфрамовой нитью накаливания висели на кронштейнах, к которым свободными фестонами подходили старые изолированные провода (очевидно, с медными жилами), покрытые слоем пыли.
"Вот это - гостеприимство Табини? - недоумевал Брен. - Вот так живет его бабушка?"
Он не мог поверить. Он был оскорблен, глубоко оскорблен и даже задет, что Табини отправил его в этот грязный, гнетущий дом, наверняка с давно устаревшей сантехникой и Бог знает какими кроватями.
Коридор кончался. Его замыкали две большие двери. "Еще куда-то брести, - думал Брен угрюмо, - в какую-нибудь мрачную клетушку, подальше от вдовы и её персонала".