Иноземец

- О чем думаете, пайдхи? Какие-то мудрые разоблачительные мысли?

- Думаю о кораблях. О горящих дровах. О том, что Мальгури может жить, не получая ничего ниоткуда.

Вдовствующая айви стянула губы, подперла кулаком подбородок.

- Ну да - всего лишь сотня слуг, чтоб убирать и стирать, доставлять дрова и делать свечи - и замок живет. И ещё пять сотен, чтобы пахать и полоть, охотиться и кормить прачек и дровосеков, свечников и самих себя... И тогда - о да, мы вполне самодостаточны. Если не считать кузнецов и переписчиков, которые снабжают нас, и всадников с канонирами для защиты всего этого от Неассоциированных, которые не хотят делать свою долю труда, а предпочитают охотиться на тех, кто делает... Мальгури имел электрическое освещение ещё до того, как вы появились, уверяю вас, пайдхи.

Она отпила ещё глоток чая, поставила чашку и махнула салфеткой Сенеди, который маячил в дверях и передавал её приказания слугам.

Брен решил, что завтрак окончен. Собрался уже подняться, но Илисиди повела рукой в сторону лестницы, ведущей с балкона вниз.

- Пошли.

Ловушка захлопнулась.

- Я прощу прощения, - смешался Брен. - Моя охрана категорически запрещает мне...

- Они запрещают вам! Омерзительно!.. Или это мой внучек их сюда против меня прислал?

- Ничего подобного, позвольте заверить вас с глубочайшим почтением. Он высказывался в самом положительном тоне...

- Ну так пусть ваши охранники пустят в ход свою знаменитую изобретательность.

Она отодвинула стул, Сенеди во мгновение ока оказался рядом, помог, сунул ей под руку трость.

- Пошли, пошли, я вам покажу все остальное в Мальгури. Позвольте продемонстрировать вам Мальгури, который вы себе воображаете.

Брен не знал, что делать. Она не была врагом - по крайней мере он надеялся, что она ему не враг, и вовсе ему не хотелось делать из неё врага. Табини, черт его побери, сунул меня сюда, знал ведь, что бабушка здесь. Банитчи без конца упрекал, что я принял приглашение, не выслушав, сами понимаете, мудрых советов Банитчи, - а теперь, доверившись гостеприимству вдовы, пайдхи не видел никакого выхода, разве что со стонами рухнуть на пол и изобразить недомогание - то-то порадуется повар, и без того расстроенный; или же просто встать из-за стола, двинуть следом за старухой и смотреть на то, что она хочет показать.

Последний вариант, похоже, самый безвредный с точки зрения поддержания мира. Вряд ли Банитчи дал бы другой совет...

И вот Брен последовал за Илисиди на другой конец террасы, оттуда вниз по каменным ступеням, на другую террасу, а с той - по следующей лестнице на третью террасу, все ниже и ниже, до самого двора, вымощенного камнем, спокойно, неспешно, с Сенеди, вышагивающим впереди вдовы, и четырьмя её телохранителями, замыкающими процессию.

Спускаться пришлось заметно дальше, чем ожидал Брен. Маршрут включал в себя самую заднюю часть крепости и пролегал сначала через обнесенный стенами двор, потом через пахнущий землей другой дворик, тоже огороженный стенами, - здесь он уже начал испытывать неуверенность относительно направления, в котором они двигаются, и относительно разумности прогулки с этим отрядом чужаков.

Банитчи меня убьет, думал Брен. Чжейго объявит мне Намерение. Если охрана вдовы сама не имеет таких планов с самого начала. Банитчи знать не будет, куда я девался, - если уже не следит...

Ну да, это вполне в его стиле...

Что-то грохнуло, как молот, в ворота перед ними, Сенеди открыл створку - и оттуда донесся свирепый визг, подобного которому Брен никогда не слышал в натуре, только в пьесах матчими...

Метчейти, сообразил он с замиранием сердца, видя, как сначала Сенеди, а за ним и вдова проходят в ворота. Лошади, пользуясь отдаленным соответствием.

Но слово лошадь никак не охватывает эту сплошную тьму за воротами, которую не в силах сдерживать слуги, дергающую головой, угрожающую жуткими роющими клыками - лошадью это чудовище можно называть лишь в том смысле, что атеви на таких ездят верхом, да, это лошадь, но только по атевийским меркам, создание, которое помогло атеви пересечь континенты, которое таскало их повозки и охраняло их границы.

Животное вздергивало голову, демонстративно не подчиняясь грумам, ощеривало грозные зубы (на клыках были надеты золотые колпачки). С расшитой, сверкающей от бус уздечкой, с буйной развевающейся гривой, на таком близком расстоянии оно выглядело свирепым, устрашало своей огромностью и беззаботной силой, с которой таскало грумов.