Иноземия, или туда и снова туда

— Нет, оживать после смерти никто не может, — заверил молодой человек, не знавший, что происходило во воле его собеседника всего несколько лет назад, — Я о другом. Вот подумайте, человек, когда он умирает, где оказывается?

— В могиле, — честно ответил Зак.

— Да нет же, я не о том. В могиле оказывается только его телесная оболочка, а душа, что происходит с душой? Задумайтесь над этим. В принципе, ответ на этот вопрос мы все, все люди, уже подсознательно знаем. Откуда, спросите вы? Я отвечу вам! Вот смотрите, у каждого человека есть определенный страх, подсознательный страх, который вроде бы ничем не объясним. Страх перед тем, что мертвые оживут. Казалось, вроде бы это должно быть прекрасно — те, кого мы потеряли, снова будут с нами. Однако же нет, люди не хотят этого, бояться. Кладбища вызывают страх, хотя более безопасного места сложно придумать. Там, где нет живых, некого бояться, тогда откуда же приходит ужас в наши сердца, когда в темную полночь пересекаем мы погост? Откуда такой страх перед теми, кто ушел, но потом вернулся? Ожившие мертвецы, чем страшны они? Не знаете? Тогда я вам скажу, чем именно! Человек подсознательно знает — за этим миром есть другой миру, лучший, и те, кто покидают нас, уходят туда. Там хорошо, те, кто жил тут праведно, там будут вечно купаться в теплых озерах, нежиться на солнце, вкусно пить и есть. Они будут получать все, чего тут были лишены, и их существование будет одним сплошным блаженством. Однако что же происходит, когда тот, кто тут умер, возвращается назад? Его душу выхватывают из места, где ей хорошо, и возвращают в гнилое тело, способное испытывать боль и страдания. При этом он не может покончить с собой — самоубийцы, как известно, в рай никогда не попадут. Что же он делает? Он идет, и пугает всех, кого встретит, и делает это с одной единственной целью — чтоб его опять убили, и чтоб он опять вернулся на берег теплого озера, и жил там дальше, не ведая беды и скорби. Понимаете? Именно потому те, кто вернулся, восстал из мертвых, когда-то давно, когда такое происходило часто, пугали живых. И именно с тех пор идет страх перед погостами, подсознательным, ничем не обоснованный страх, единственным логичным объяснением которого есть то, что я только что предложил. Вы понимаете меня? Я хочу сказать, что есть загробный мир, и мы все туда попадем, но только если будем жить праведно, а мертвецов бояться не надо. И это не только я хочу сказать, есть книга, где сказано это, и многое другое там тоже сказано. Потому, если вы хотите узнать больше, обращайтесь к таким, как я. Мы ходим по миру, и мы открываем правду тем, кто хочет нас слушать. И тем, кто не хочет нас слушать, мы тоже открываем правду, потому что они не виноваты в своих заблуждениях. Мы стучим — нам не открывают, но мы все равно будем нести людям свет истины. Понимаете? Вот, почитайте — это газета, там написано про то, что я сказал, про многое другое. А если захотите узнать больше — пишите нам, мы всегда готовы рассказать все тем, кто хочет больше узнать. Большое спасибо за внимание, — с поклоном незнакомец удалился.

— Да пожалуйста, — бросил ему вслед Зак, непонимающе наблюдая лежащую перед ним газету. С подобными проповедниками он никогда ранее не встречался, а потому совершенно не представлял, что весь тот бред, что ему несли, значит. Назвать это «логической теорией» не поворачивался язык, потому что даже профан вроде Менского мог разбить все аргументы проповедника в пух и прах. А потому Зак длительное время ворошил мозгами, пытаясь понять, что же все это значит, пока наконец не понял. Прийти к единственному правильному решению ему помог тот факт, что кошель с деньгами, до начала разговора висевший на поясе, после его окончания с пояса плавно испарился. Как и тот молодой незнакомец. К счастью, в буфете Зак заплатил за все заранее, а потому, хоть тут его больше ничего не держало, принялся спокойно листать газету, стоимость которой, судя по его затратам, была равна стоимости небольшой редакции. Однако она того стоила, потому что помогла Заку взамен третьей, вневременно погибшей, гениальной идеи сформулировать четвертую, не столь гениальную, но все же вполне работоспособную. О чем же была газета, оказавшаяся в подспорье Менскому? А была она о самом разном.