А вот Петрок Фрязин по завершении работ был премного обласкан и награжден. Новый год тогда на Руси праздновали 1 сентября, проводя торжественный обряд «новолетия», включавший в себя и торжественные церковные службы, и пиры, и всякие дворцовые церемонии. На новолетие 1535 года архитектону Петроку Малому Фрязину от имени своего малолетнего сына Ивана Васильевича (будущего Ивана Грозного), коему шел шестой годок, вдовствующая великая княгиня Елена (вдова великого князя Василия III Елена Глинская), пожаловала деревню Свиблово близ Москвы, а также деревню Константиновичи у Коломны.
Среди прочих специалистов, приглашенных на службу при Василии III, был и наш старый знакомый Никола Бюлов, которому предложили занять место личного медика при особе великого князя. Вскоре после казней еретиков и смерти архиепископа Геннадия мастер, богато одаренный князем Иваном, уехал в Рим, где нашел службу при дворе папы Юлия II, слывшего знатоком и покровителем астрологии. Там его и отыскали русские послы.
Никола Бюлов снова отправился в Москву, где жил в богатстве и почете, пользовался полным доверием князя Василия и считался при дворе важной персоной; при этом, однако, он утратил свободу, потому что из Москвы его уже больше не отпускали. В 1519 году послы императора Максимилиана, приехавшие в Москву для переговоров о мире между Василием III и польским королем, просили отпустить магистра Никола, «зане уже пришел во старость, чтоб ему кости свои донести до своего родства», но это не возымело действия. Впрочем, сам магистр, как кажется, не очень тяготился тем, что не имеет возможности покинуть Московию. Во всяком случае, жил он, будучи погружен в дела, и не оставлял своих научных изысканий.
В 1520 году знаменитый астролог Иоганн Штоффлер выпустил астрологический «Альманах», содержавший прогноз глобальной катастрофы: в феврале 1524 года Сатурн, Юпитер и Марс соединятся в созвездии Рыб и произойдет всемирный потоп, который уничтожит все живое! Будучи последователем воззрений Штоффлера, Никола Бюлов поспешил поделиться этими откровениями со своими русскими знакомыми; так, в 1521 году он писал во Псков дьяку Мисюрю Мунехину, состоявшему при московском наместнике, извещая его о грядущей кончине мира.
Адресата для своего послания мастер Никола выбрал не случайно — прежде назначения во Псков дьяк Мисюрь, которого называли еще Михаилом Григорьевичем, долго путешествовал по Востоку, жил в Иерусалиме, Каире, бывал в Константинополе и Венеции. По возвращении из длительного вояжа Михаил Григорьевич стал казначеем великого князя, а после завоевания в 1510 году Пскова поехал туда и, номинально состоя в подчинении менявшихся наместников, фактически управлял провинцией по своему разумению. Это был один из самых образованных людей своего времени, и как раз следствием его европейского образования стало практически неизбежное тогда увлечение астрологией, которая владела умами большинства людей, учившихся хоть чему-нибудь.
Получив от Бюлова известие о грядущей катастрофе, Мунехин обратился с вопросами по этому поводу к русским духовным авторитетам и получил от них горячую отповедь. Знаменитый автор идеи Москвы как «Третьего Рима» — последнего вселенского оплота православия, старец Спасо-Елеазарова монастыря Филофей, и ученый богослов Максим Грек совместно ополчились на «писания Николы Немчина», с которым спорили еще в те времена, когда тот, живя в Новгороде, пытался проповедовать близость католицизма и православия. Тогда же от них доставалось Бюлову за астрологические упражнения и смущение ими умов новгородцев.
Спор этот разрешился удивительно просто — наступил 1524 год, который в посрамление Иоанна Штоффлера оказался на удивление засушливым; потоп не состоялся. Впрочем, этот казус никак не сказался на репутации Бюлова, который по-прежнему считался отличным врачом и астрологом. Но с другой стороны, ему не поручили важнейшую работу по исправлению духовных книг, что в ином случае вполне могло бы случиться.
Правителям Московии катастрофически не хватало грамотных людей для управления, а Московской православной митрополии для обучения священства и ведения проповеди среди паствы. Тех же, кто мог качественно переводить сложные богословские тексты, носившие следы нескольких древних языков и напичканные массой редких слов и специальных терминов, во всем государстве насчитывались единицы, а проверять их работу было совсем некому. Постепенно в многократно переписывавшихся книгах скопилась масса неточностей и толкований, которые противоречили даже самому учению церкви. Возникла насущная необходимость исправить книги, в этом вопросе сходились все единодушно, и тогда по старой привычке решили обратиться к афонским монахам.