Инсайдер. Биржевой триллер

– А она… – Серега оглянулся и придвинулся ближе к уху Пети, – извини за каламбур в неподходящий момент, но с ее «формами» ей не до форм. Поэтому она будет более продуктивно использовать освободившееся рабочее время, трахаясь с нашим шефом с удвоенной энергией.

Серега задрал голову к потолку и выпустил длинную струю дыма.

– Вот так-то, старик. Информация точная, ты меня знаешь. Завтра с утречка шеф тебе сам все это и сообщит.

– Сообщит, что он трахает Оленьку? – без интонаций в голосе произнес Петя, с преувеличенным вниманием изучая задний двор конторы сквозь причудливые разводы на оконном стекле.

Серега с серьезной миной протянул ему ладонь.

– Михалыч! Вот что я в тебе уважаю, так это прежде всего чувство юмора, ей-богу!

***

Внезапно нахлынувшие воспоминания о вчерашнем разговоре с Серегой заставили Петю остановиться у подъездного окна. Некоторое время он изучал разводы на стекле, которые с присущей только облакам калейдоскопической способностью к трансформации являли пытливому взору исследователя то сексуальную фигурку Оленьки, то сальную рожу шефа. Внизу был виден двор. Обычный двор старой «хрущевки», еще не снесенной размашистой удалью энергичного мэра, с грязной песочницей и сломанной скамейкой у подъезда. Около скамейки маячила фигура Лехи – местного алкаша. В отличие от простодушных пьяниц, которые водятся в каждом имеющем более-менее давнюю историю дворе и выполняют традиционную для русских поселений роль обязательных деревенских дурачков, которых и ругают и жалеют одновременно, Леха был из агрессивных алкоголиков. Его пьяные выходки всегда были исполнены злости, поэтому даже «приподъездные» старушки не сочувствовали Лехе, когда тот обзаводился синяками в пьяных драках. Впрочем, Леха гораздо чаще бил свою старуху-мать, чем бывал избит сам.

«Как странно, – думал Петя, – я не пью и все равно еле встаю по утрам, а этот алкаш умудряется, нажираясь вечером до потери пульса, проснуться на следующий день ни свет ни заря, да еще и дежурить у подъезда».

На ранний подъем Леху обычно вдохновляла надежда настрелять на опохмел у спешащих на работу жильцов. Впрочем, дежурил он не только по утрам. Иногда, уходя, по-видимому, в глубокий запой, он пропускал свою утреннюю вахту (а то и несколько), или, не настреляв за день достаточного количества мелочи для покупки нужной дозы алкоголя, так и маячил у подъезда до самого вечера. Вот, например, как вчера, когда Петя, возвращаясь с работы, столкнулся с Лехой под самым козырьком подъезда. Из темноты (лампочку, как всегда, сперли или разбили) совершенно неожиданно выплыл обтянутый кожей череп, на котором выделялись только длинный кривой нос и мутные глаза, зрачки которых в этот раз не смотрели в упор, а бегали как-то особенно активно. Осипшим голосом Леха завел свое обычное:

– Слышь, это… ептыть… дай, а! Гадом буду, помру иначе, ломает меня, слышь… чирик дай, а?! – бессвязная речь действительно звучала на этот раз почти умоляюще. По крайней мере, в ней не было слышно обычных угрюмо-угрожающих интонаций.

Наверное, этот странный факт, вселявший какое-то первобытное чувство превосходства перед явно ослабленным противником, вкупе с тем, что Петя по-настоящему испугался неожиданно появившейся из темноты подъезда фигуры, поднял в душе молодого человека обжигающую волну злости. Петя представил, каким жалко-испуганным, должно быть, выглядело в этот момент его собственное лицо, и вновь ощутил себя униженным – уже второй раз за день. Серега, рассказывая о планах босса перевалить на Петю обязанности своей любовницы, по-честному проявлял участие, но, независимо от его желания, слышны были в его словах обидные интонации – вот, мол, со мной-то такие фокусы не проделывают, а Петя… ну, такой уж он человек, и такая ему соответствующая планида. Горячая волна ненависти перекатила через какую-то внутреннюю плотину…

– Не дам! – глухо ответил Петя.

Выплюнув в лицо обидчику несвойственные для себя слова, молодой человек внутренне подобрался, готовясь как минимум услышать потоки брани или даже отбить попытку алкаша вступить в рукопашную, но тот сегодня был явно не в своей тарелке. Он как будто не услышал слова Пети и продолжил свой пьяный рэп с еще более умоляющими интонациями, сразу превратившись в обычного бомжа – мерзкого и беззащитного:

– Слышь, ну помоги, правда, а! Ну, пять хоть дай, а!… Верну завтра, слышь, гадом буду!

Такого за Лехой раньше не водилось – выпрашивая или скорее вымогая деньги у населения, он никогда и никому не обещал их вернуть. Петя ощутил в себе желание швырнуть пятирублевую монету на асфальт в темноту, но, почувствовав прилив адреналина, поступил иначе.

– Отвали, – бросил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал спокойно и веско, и, набычившись, шагнул вглубь подъезда, рискнув даже попутно задеть главного микрорайонного бузотера плечом.