Инсайдер. Биржевой триллер

Лишь на подходе к третьему этажу мозг Пети выдал первую осмысленную, не окрашенную бурым цветом оценку ситуации – только что Петя делал не что иное, как нарывался на драку. Почти наверняка он бы ответил ударом на удар и никак не смог бы охарактеризовать такой ответ как вынужденный – он ударил бы с удовольствием и не один раз, вымещая на подвернувшемся алкаше накопившиеся за день (за день ли?) обиды.

***

Однако за ночь внутреннее состояние Пети претерпело существенные изменения, и маячащая сейчас у подъезда фигура алкаша уже не вызывала кровожадных мыслей. Напротив, мозг Пети озаботился анализом имеющейся информации о том, насколько хорошей памятью обладал Леха. Пете даже пришлось стыдливо выдернуть из кармана руку, бессознательно начавшую нащупывать откупную мелочь.

Выглянув утром в подъездное окно между вторым и первым этажом, Петя понял, что стоящий у подъезда человек совсем не похож на Леху. Тот был гораздо выше и как-то… менее суетлив, что ли. Выйдя из подъезда, Петя убедился, что все это время наблюдал Шпыня – постоянного собутыльника Лехи. Обычно тот не подходил к их дому, свято соблюдая границы охотничьих угодий – «просекал поляну», да и вообще постоянно находился в тени своего более молодого, более сильного и, несомненно, более властного приятеля. Возраст Шпыня, как, собственно, и любого алкоголика со стажем, определить было трудно, а его голос Петя услышал, пожалуй, впервые.

– На Лешаню, уж будьте так любезны… на Леху, помянуть ба надоть… – сгорбившись, заглядывая как-то искоса в глаза и тут же пряча взгляд, алкаш по дуге засеменил вокруг вышедшего из подъезда Пети.

– В каком смысле «помянуть»? – остановился Петя.

– Дык, как водится, помянуть ба… сколько можете, собираю, вот. – Шпынь продемонстрировал Пете раскрытый темный пакет для мусора, в котором виднелась кое-какая мелочь и пара десятирублевок.

– Поминают умерших.

– Так это… как же – убили Лешаню-то нашего, так что царствие ему небесное…

– Кто убил? – ошарашенно уставился на Шпыня Петя.

Шпынь заозирался и засеменил на месте еще активнее:

– Так это… менты застрелили вечером вчера, ага. Худо ему совсем было вчера-то, – Шпынь обхватил ладонью свою шею и сделал движение, как бы пытаясь ослабить душащий его невидимый галстук. – Хреново совсем, извиняюсь, было… а не давал никто, – Пете показалось, что Шпынь глянул на него с укором, но тот уже продолжал, потупив взор в мешок с мелочью: – Вот он в палатку и двинул, без денег-то. А Нинка, как назло, заболела, слышь, и взамен ее какую-то мымру посадили новую. Нинка-то, она завсегда выручит, если кирдык совсем. А эта, она ж Лешку-то не знает – не дала ему ни хрена. Ну, он вспыльчивый же, знаешь, взял ей камнем по витрине ё… ну, разбил, короче, и схватил с кассы что успел… там, сотню, ну, можь, пару мелочью. Та дура давай визжать, а тут как назло менты откуда ни возьмись нарисовались, фиг сотрешь, блин… И, главное, свои ж менты-то. Они его знают, Леху – ну, брали сто раз – а тут вдруг че-то им моча вдарила… Он во дворы, они за ним. Ему б дальше дворами, а он к свалке рванул… Вообще-то правильно, они ж туда не суются – собаки там… Он же не знал че у них на уме, так ведь? Так один из пекаля ему вслед… И ведь вон как бывает – главное, говорят, они бухие были, менты-то, а с одного выстрела да на такой дальности он Лехе прям в башку зарядил… Небось ведь и не целил, пужал только, а видал, как вышло…

– Как же он в безоружного-то стрелял? Его же посадят теперь.

– Кого? Ментов то? – искренне удивился Шпынь. – Говорю ж, бухие они были. Им это как игра… пейнтбол, блин, – Шпынь исподтишка глянул на Петю, видимо, в надежде насладиться его реакцией на неожиданное в устах бомжа «навороченное» словечко. – А им чего? Подобрали они его и увезли. Выкинули, небось, где-нить подальше – хрен найдешь теперь… да и кто искать-то будет?

– А свидетели?

– Какие?! – снова изумился Шпынь. – Не было никаких свидетелей…

– А ты тогда откуда все это знаешь?

– Так это – люди видели, рассказали…

– Ну! Значит они – свидетели!

– И-и-и… – отмахнулся Шпынь. – Это ж свалковские мужики видели. Какие они нахрен свидетели, им бы слинять теперь отсюда надоть на время, шуганут их теперь… вот токмо помянем с ними Лешку-то, – вспомнив о главном, Шпынь снова выразительно протянул к Пете пакет с мелочью.

«Видать и впрямь Леху вчера приперло, – думал Петя, – и не дал никто… и он, Петя, тоже не дал – обиды вымещал на прижатом к стенке алкаше. Достойную мишень выбрал, нечего сказать».

Он, не глядя, бросил в грязный мешок первую попавшуюся купюру – судя по раздавшемуся уже за спиной возгласу Шпыня, довольно крупную (ну и хрен с ней!), – и решительно зашагал к остановке. В маршрутке, а затем и в метро было тесно. «Ездим так, чтоб людям было тесно, а мыслям просторно», – занявшись перефразированием классика, Петя, тем не менее, все еще не мог избавиться от мыслей о невинно убиенном алкаше Лехе. Внутренний голос, раз десять обозвав Петю «интеллигентом собачьим», наконец плюнул и полностью уступил инициативу нравственным терзаниям.