ИНСАЙТ

И я начал говорить. Только вскользь упомянул о своём безумии (совсем промолчать нельзя было, наверняка Хорь знал от кого-то из наших). Ни словом не обмолвился ни про появление Звонаря, ни про Хряка с Лисой, ни про свой неудавшийся поединок. Просто, как можно быстрее перешёл к появлению Озарённых. К (СЦЕНАРИЮ) ужасу и хаосу в Шпиле. К похищению детей и Лисы. К Хряку и нашему пути сюда. «Да, не дошёл, жаль, но он ранен был, а я и сам с трудом добрался. Жаль, да, хороший рейдер был. (БЫЛ! ХА! И ЕЩЁ ГДЕ-ТО ЕСТЬ!)»:

– В общем, мне нужны Озарённые. Их главный говорил про Храм. Ты же с ними торгуешься, наверняка должен что-то знать и…

Хорь, который как-то странно трясся последнюю минуту, вдруг прыснул, обдав меня кислой слюной и заливисто захихикал. Я (нервное, видимо) засмеялся вместе с ним. Так мы и смеялись, и ни один не мог перестать, пока воздух не смялся гармошкой под действием Звона и не застрял в глотках. Мы синхронно подняли руки к вискам, в них словно вкручивали по ржавому шурупу, и заскрипели зубами. Грибы, будто в испуге, поутухли, потом снова засветились, но как-то слабее, прерывисто. Звон потихоньку затихал, оставляя на потяжелевших мыслях кровоточащие ссадины. Хорь подполз к выходу, отдернул одеяло и выглянул наружу, чтобы убедиться, что всё тихо. Я слышал (СЛОМАННЫЕ МЫСЛИ) нестройные песенки, которые начал громко распевать привратник, шатаясь по коридору. Меняла покрутил пальцем у виска и вернулся. Уселся на коробку и обхватил ладонями тощие плечи. Он вздрагивал, а глаза испугано бегали. «Это всё от Звона. Странно. А я не чувствую.». Наконец, глубоко вдохнул и снова заскрипел:

– Дай я себе проясню, Кот. Ты. Один. Хочешь найти определённое место в Городе, в котором никто не может точно сказать, куда, после следующего Звона, будет вести соседняя улица.

Место, даже если ты его найдёшь, набито психами от религии, которые забили в фарш всю твою банду и, по слухам, ещё херову гору народа.

В этом месте с кровожадными святошами ты хочешь найти свою бабу, если она жива конечно, и десяток молокососов. И увести их через полный кошмаров Город, куда-то.

А теперь скажи, только честно. – Он дёргано улыбнулся, сверкнув зубом сквозь язву на губе. – Ты еба***ый? Потому, что у Комара вон, больше шансов прожить ещё несколько циклов. Даже если он меня совсем за**ёт песенками, и я его выставлю. Он, по крайней мере, сам не ищет где бы сдохнуть. (НЕУЖЕЛИ?)

– Мне только…

– Нет. Сами лоханулись. Все, кто на улицах трётся, знают, что Озарённые – мутные и опасные сволочи. И я знаю. Но торгуют они честно, а больше меня, извини уж, не *бёт. Бабу твою жалко, сочная она да, была. Детей? Да срать я хотел на детей. Какой от них толк? Только жрут. Так что зря ты припёрся. Пережди Звон, заплати за ночлег и вали. Удачи тебе и всех благ. Да и всё равно, не знаю я нихера. – и он опять, только теперь тихо, нервно, захихикал.

Хотелось (ПЕРЕГРЫЗТЬ!) вцепиться ему в горло. Звон обострил чувства и я (ЗНАЛ!) ощущал в его мозгу тонкую, медовую, вкусную ниточку нужной мне информации. Покрытую мутной, толстой плёнкой злорадства, страха и безразличия. Я сразу понял, что даже если отдать ему всё, что есть, включая артефакты, он ничего путного мне не расскажет. Он упивался моей злобой. В чём-то (НЕ-А) мы даже были похожи. Только я приобрёл вкус к чужим эмоциям из-за (ПРОСВЕТЛЕНИЯ) перекроенной Звонарём головы, а он просто был психованный садист. Что-ж. Придётся, похоже (ПЫТАТЬ) пытать засранца.

Я улыбнулся ему снова, чувствуя, как зелёные отсветы плесени гладят мои острые зубы и пересечённый морщиной лоб. Он осёкся, и мерзкое хихиканье густой, испуганной толпой забилось в горле, боясь выйти, когда я засмеялся в ответ. Смех был тихий, и я всё пытался подстроить его в такт бившемся (В ГОЛОВЕ) за стенами шепоткам искажённой реальности. Пока он не зашелестел так, как мне хотелось. Хорь медленно сползал с ящика на пол, пытаясь оторвать от меня взгляд, и не мог. Стены комнатушки задрожали. Я чувствовал, что ещё чуть-чуть, и они откроют глаза, как снаружи и наполнят весь дом безумием. Но нет, такого я пока (НЕ МОГ) не хотел. Каким-то, корчащимся от ужаса и отвращения, осколком сознания, я, будто со стороны наблюдал, как поднимаюсь с пола, подхожу к сжавшемуся в комок меняле и хватаю его за шею, так, что мою ладонь обжигает гной из украсивших её язв.

– А ты хорошо подумал, радость моя? – Я продолжал улыбаться. – Я ведь и разозлиться могу, а холуи твои, – я многозначительно глянул в сторону коридора. – поверь, ничего не услышат. Да и терять мне, кажется, уже нечего.

Тощая, сильная фигура только задрожала. Пол теперь, действительно стал более мокрым. Я почувствовал, что облизываюсь в предвкушении. Кровь Жвачки, остававшаяся на подбородке, попала на язык и я увидел (ПОПРОБОВАЛ НА ВКУС)…

…Они меня нашли. Назвали Жвачкой. Говорят – потому, что я к ним будто прилипла, когда они меня несли. Смешно…