Инсбрукская волчица. Книга первая

А потом вернулась Мила. И я сразу отвлеклась от раздумий о неприятном известии. Мила вела себя странно. С неё слетела её обычная апатия. Она без конца подмигивала мне, хитро поглядывала через плечо и безмерно мне этим надоела.

– Да в чём дело? – спросила я, наконец.

– Я уж знаю, в чём дело, – хитро посмеивалась Мила, – скоро и ты узнаешь.

– Так скажи, я и узнаю, – предложила я.

– Нееет, – протянула Мила тоненьким голоском, – со временем узнаешь, не сейчас.

Весь следующий учебный день в школе Мила вела себя так, как будто бы у нас с ней существует какой-то общий важный секрет. Меня это очень раздражало. А когда кто-то из девочек по привычке назвал меня «лысая», Мила закричала, размахивая маленькими смешными кулачками:

– Не смейте её так называть, слышите! Никто не смеет её так называть!

Одноклассницы только расхохотались. Дальнейшее развитие событий предотвратил приход учителя.

Новое поведение Милы мне нравилось ещё меньше, чем старое. Поэтому я была даже рада, что на Рождество уезжаю в Грац. Мила должна была на время праздников вернуться к себе домой.

Когда отец провожал меня на станции, я была почти довольна. Вместе со мной ехали чемоданы, коробки и свёртки, в которые были упакованы, кроме моих вещей, многочисленные подарки для родни. Мама перед поездкой очень строго поговорила со мной на тему воровства в поездах. Поэтому всю недолгую дорогу я не спускала глаз с моей поклажи и очень боялась, что что-то пропадёт. Я ехала одна в поезде первый раз в жизни.

При виде меня лицо тёти Амалии, которая встретила меня прямо у вагона, сначала по обыкновению довольное и радостное, вытянулось:

– Что с тобой, детка, – сочувствующе спросила она, – ты болеешь? Мама не писала мне о твоей болезни.

– Нет, всё в порядке, тётя, я здорова.

– Но ты так изменилась! Что это за стрижка? В вашей гимназии девочек заставляют так стричь волосы? Очень неразумно! Ты похудела, побледнела… Тебя обижают в классе?

С первого взгляда тётка поняла то, чего не замечали мои родители долгие месяцы. И я, забыв про свой багаж, который, по словам мамы, могли украсть в любую минуту, уткнулась носом в пухлую тёткину грудь, покрытую бархатной шубкой, и разревелась.

– Деточка, что с тобой? Тебя кто-то обидел в поезде? – растеряно бормотала тётка, одной рукой обнимая меня, а другой роясь в своей безразмерной сумке. Она вытащила маленький, остро пахнущий, расписной флакончик и сунула мне под нос.

– Нет, тётя, – всхлипнула я, – я просто очень рада тебя видеть.

– Я тоже очень рада тебя видеть, моя дорогая, – просияла тётушка, – промокая тут же повлажневшие глаза крохотным батистовым платочком, – но зачем же так плакать? Надо поговорить с Катриной о твоих нервах.

Рождество в Граце прошло чудесно. Пожалуй, это было последнее по-настоящему радостное воспоминание в моей жизни. Было бы ещё лучше, если бы тётя Амалия не старалась постоянно меня «подкормить». Моя вытянувшаяся фигурка приводила тётку в негодование.

Сначала полагалось съесть домашний обед не менее, чем из семи-восьми блюд. Затем мы с кузинами Тильдой и Гретой одевались и шли гулять. А на обратном пути обязательно заходили в кондитерскую. Дядя Карл был добряк. Он не жалел денег на прихоти жены и дочерей, а сам уже иного лет носил один и тот же старомодный сюртук. А его парадная шляпа под воздействием времени из чёрной стала рыжей.

Кондитерская Граца в те годы представляла собой по моему разумению настоящий рай.

Традиционные торты Захер, пропитанные абрикосовым конфитюром и покрытые шоколадом – большие и маленькие, стояли на ажурных бумажных салфетках на прилавке.

Витрину украшали пирожные с засахаренными фиалками, разложенные в живописном беспорядке вокруг яслей с младенцем Иисусом. Над яслями сияла большая шоколадная звезда в серебристой обёртке из фольги. В центре витрины маленькие солдатики из марципана брали штурмом крепость из белой, жёлтой и шоколадной халвы, украшенную миндалём и арахисом.

Обёрнутые в красную и синюю фольгу конфеты Моцарткугель на палочках торчали из широкой вазы на полке, а из ореховых, лимонных и шоколадных вафель были построены фигурные башни.

Тильда и Грета были своими людьми в кондитерской. Весёлые, раскрасневшиеся от мороза, они вбегали в тесное, пропахшее ванилью, имбирём и корицей помещение и тут же занимали свой любимый маленький столик у окна. Столик был на двоих, поэтому для меня, когда я была с ними, приказчик приносил дополнительный стул. Именно этот стул, которого вообще-то не полагалось за этим маленьким столиком, ещё раз доказывал мне моё подчинённое, временное положение. Вот через несколько дней я уеду, а они также будут гулять, есть апфельштрудель с мороженным в любимой кондитерской, и не вспомнят обо мне.

До сих пор помню вкус соуса с ягодами и орехами, который подавался к штруделю.