Инсбрукская волчица. Книга первая

Я тотчас пожалела, что вообще явилась в дом Гранчаров. У Милы, как по заказу, сегодня был странный припадок – она постоянно разговаривала с гиканьем, при этом по-дурацки улыбаясь. Я видела при этом, что её лицо постоянно передёргивается. Вновь во дворе залаяла Сильва, их собака, очевидно встревоженная шумом в гостиной. Я могла бы соврать, сказав, что Мила просто простужена. Но врать я тогда не умела, да и считала это зазорным. Во всяком случае, не умела это делать, пока не повелась с Сарой Манджукич, но это случилось значительно позже, когда моё одиночество и отчаяние достигли апогея. Сейчас же я наблюдала за тем, как носится по гостиной Мила, поверившая в своё столь внезапное открытие. Заткнулась она только когда дверь спальни скрипнула и оттуда расшатанной походкой вышел её отец. Выглядел Филипп неважно – бледный, опухший, заросший неопрятной трёхдневной щетиной. Руки его дрожали, а сам он непрерывно издавал звуки – нечто среднее между рычанием и воем.

– Оклемался, – без удовольствия пробурчала Мила и метнулась к дивану.

Филипп же, как ни в чём не бывало, размял затёкшие кисти и спросил томным замогильным голосом:

– Imamo li goste? (У нас гости?)

– Ona ne razumije hrvatski (Она не понимает по-хорватски)! – быстро вставила Мила и Филипп, разочарованно вздохнув, сел за стол и сказал уже на ломаном немецком:

– От этих лекарств я сплю на ходу.

– Пусть уж лучше спит, чем буянит, – шепнула мне Мила и с опаской посмотрела на отца

– Вы, значит, сестрички теперь? – спросил Гранчар и вскоре неожиданно расхохотался. – Похожи, похожи.

Он даже приложился лбом о стол. Смех у него шёл вперемежку со странными завываниями и больше напоминал очередной припадок. Мне стало неуютно. Да, никакая прислуга не выдержала бы жизнь с двумя людьми, которые с головой не дружат. Эти жесты, телодвижения и даже интонации Мила копировала у отца. «Ну да, на кого ещё ей быть похожей?» – с тоской думала я. Кстати, а что же мать? Почему Мила так рьяно присосалась к нашей семье и почему так активно мусолила тему измен?

– А ведь у Милы могла быть настоящая сестра… Или брат. Да вот же, довели, собаки мёрзлые, Марту мою до гроба!..

– Валим! – шепнула Мила, наблюдая, как быстро вспыхнул Филипп.

Я и без её указаний поняла, что Гранчара опять накрывает припадок, и лучше его посторониться, пока он не устроил тут погром.

Глава 13. Конец учебного года

Не торопясь, я шла по улицам родного города к своему дому и с нетерпением думала, что сразу же попрошу посмотреть альбом, чтобы убедиться, в абсолютной несхожести двух фотографий. Но, когда я вошла в дом, мне было не до альбома.

Отец, который в это время дня должен был быть на службе, выбежал мне навстречу с дикими глазами, в сбившимся галстуке.

– А, это ты… – на бегу пробормотал он, – не ходи к маме, иди к себе заниматься.

Какие-то женщины переговаривались тихими голосами в спальне матери, затем я услышала протяжный утробный стон, который меня безмерно испугал. Что случилось?

Я попробовала задать этот вопрос прислуге, но она только отмахнулась от меня, торопливо насыпая какие-то высушенные травы в маленькую кастрюльку, кипящую на плите.

Мне никто бы не помешал сейчас пройти в гостиную и вытащить из альбома интересующую меня фотографию усача, но я напрочь забыла о ней, придавленная атмосферой беды и тревоги, царящей в нашем доме.

Из спальни матери время от времени выходила какая-то незнакомая невысокая полная женщина с круглым румяным лицом. Она ласково улыбалась мне и озабоченно семенила на кухню, давать указания прислуге. Я решила, что это сиделка. Чем мама больна? Ведь ещё вчера вечером она казалась совершенно здоровой, только немного слабой и раздражительной.

Обед подали в седьмом часу вечера. В тот вечер он состоял из копчёной селёдки, вчерашнего супа и подгоревшей гороховой каши. На десерт подали мармелад. Никогда у нас за обедом раньше не было более странного сочетания блюд. За обеденным столом собрались я, отец и эта незнакомая толстушка.

– Чем больна мама, что с ней? – спросила я отца.

– Ничего, не думай об этом, мама скоро поправится, – ответил он невнимательно, ковыряясь ложкой в тарелке.

– Конечно, скоро поправится, всё будет хорошо, детка, – почти весело подтвердила толстуха, жадно и быстро хлебая суп.

Поздним вечером из Граца приехала тётя Амалия. Я услышала её голос сквозь неплотно прикрытую дверь, уже лёжа в постели. Она, как всегда тарахтела с огромной скоростью, только сейчас в потоке её речи слышались нотки сочувствия и озабоченности. Уже засыпая, я слышала, что тётка говорит обо мне:

– Но как же, надо хоть что-то рассказать Анне! Девочка же будет переживать, она у вас и так… – тётка перешла на шепот.

– Ах, делайте, что хотите! – в сердцах воскликнул отец.

– Ну, тише-тише, – успокаивала его тётушка, – не надо так кричать, Катрина может услышать, а ей надо спать, восстанавливать силы.

На следующий день Милы в гимназии всё ещё не было. И меня почему-то ни классная дама, ни кто-либо из учителей не спросил о результате моего вчерашнего визита в дом Гранчаров.