Инсбрукская волчица. Том первый (СИ)

С фотографией у меня всё никак не получалось. В первые дни было просто не до неё. Голова была занята вновь открывшимися обстоятельствами. А потом... Я просто физически не могла заставить себя подойти к альбому, найти нужную страницу и внимательнее рассмотреть фотографию. Каждый день, собираясь в гимназию, я думала, что после уроков, обязательно возьму альбом, чтобы убедиться, что на фотографиях в нашем доме и в доме Гранчаров запечатлены совершенно разные люди. Но после уроков я не могла заставить себя сделать задуманное, потому что в глубине сознания жила страшная мысль: а вдруг всё-таки Мила права? Более того, я вообще старалась не заходить в гостиную и не смотреть в сторону семейных альбомов, хотя раньше очень любила рассматривать фотографии.

Казалось бы, что проще -- попросить мать посмотреть со мной альбом, дойти до заветной фотографии и спросить: "Мама, а кто это?" Но я боялась, и постоянно откладывала неприятное дело на завтра. А Мила всё больше убеждалась, что мы не только одноклассницы, которые волею судьбы и классной дамы оказались за одной партой, но и близкие родственницы. С течением дней это родство в её воображении становилось всё ближе и ближе. Меня передёргивало от её подмигиваний, намёков, странных ужимок, с помощью которых она хотела мне сказать: "Уж мы-то знаем, у нас есть свой секрет".

К счастью, Мила ни слова не говорила о предполагаемом родстве в классе. Намёками и подмигиваниями всё и ограничивалось. Многие девочки заметили перемену в её поведении, но к тому времени всем уже надоело дразнить Милу, поэтому одноклассницы только стучали пальцем по виску, показывая друг другу, что у Милы не всё в порядке с головой.

Дома у нас постепенно всё пришло в прежний порядок. Видимо, тётя Амалия перед отъездом всё-таки поговорила обо мне с матерью, потому что она вскоре спросила:

-- А какие у вас отношения в классе между девочками? Вы дружите?

-- Да, конечно, дружим, -- ответила я.

-- А вот мне кажется, что у тебя не слишком много подруг. Почему они никогда не заходят к тебе в гости? Кроме Милы, я вообще никого не видела...

-- Нам задают слишком много уроков, -- ответила я. Тон матери -- строгий и подозрительный, мне не нравился. Он не вызывал на откровенность, наоборот -- заставлял полностью закрыться.

-- Ты пойми, продолжала мать, ничего не бывает без причины. Как ты будешь общаться с людьми, такое же отношение будет и к тебе. Это и в Библии...

Я прервала:

-- А если всё-таки какую-то девочку обижают без причины? Если причины никакой нет, а плохое отношение есть?

-- Надеюсь, эта девочка не ты? -- спросила мать немного свысока.

-- Нет, конечно, -- пробормотала я, отвернувшись и покраснев - не умела я ещё искусно врать.

-- Я повторюсь: ничего не бывает без причины. Если девочку обижают, значит, она до этого обидела кого-то, или не смогла правильно себя поставить в классе. Ты, как подруга должна ей помочь или обратиться к классной даме, которая знает, что делать в таких случаях.

Да... Знала бы моя мама, что наша классная дама только поощряет издевательство...

Полностью физически оправившись от своего несчастья, мать стала ещё строже, и деловитей. Она почти перестала улыбаться, отдыхать, развлекаться. С утра её ждало множество дел и по дому, и по её женским комитетам. Я видела её не многим чаще, чем отца, который тоже очень много работал и часто приходил домой, когда я уже спала. Жизнь моей матери проходила под девизом "Так надо". Она никогда не делала что-то, что хочется, только то, что необходимо.

Я часто думала, что значит выражение "не смогла себя правильно поставить в классе". Я не смогла себя правильно поставить? Где и когда мной допущена та ошибка, после которой я стала "шайбой", "лысой", а моё настоящее имя все как будто забыли? За зиму у меня у меня отрасли чудесные вьющиеся каштановые волосы, но прозвище "лысая" осталось.

И всё у меня выходило, что виновата Мила. Если бы не она... Если бы её вообще не было... Я мечтала перед сном о другом мире, где я прихожу в первый день в гимназию, а никакой Милы нет. Я дружу с другими девочками, мы ходим друг к другу в гости, у меня длинная толстая коса, в которой никогда не было никаких вшей, и меня никто не дразнит "лысой" и "шайбой". И, тем более, "блохастой".

Но даже полностью прекратить общение с Милой я не могла себе позволить. Она единственная проявляла ко мне хоть и своеобразное, но дружелюбие. Мы сидели за одной партой, и иногда я была просто вынуждена с ней разговаривать. Хотя и чувствовала, что от Милы как будто падает большая грязная тень, под которой я постоянно нахожусь.