Инсектопедия

Возможно, эта история напоминает вам – как и мне – о Карле фон Фрише, Мартине Ландауэре, Корнелии Хессе-Хонеггер, Ли Шицзюне, Йорисе Хуфнагеле, а также о самом Жане Анри Фабре и других людях, для которых вселенная насекомых порой стала неожиданным убежищем. Возможно, она наводит на мысли о людях, которые (сформулируем это по-другому) вошли в мир насекомых, а он, в свою очередь, вошел в их внутренний мир, которые порой тонули в мире насекомых, а порой находили в нем свои правильные ориентиры, так что нормальный масштаб бытия, стандартные иерархии существования, где мы знаем маленьких существ, потому что они физически меньше нас, и знаем неразумных существ, потому что они лишены наших способностей, больше не был отправной точкой для действия или осмысления, так что колоссальность обстоятельств, предопределяющих их жизнь, могла приобрести иные пропорции и занять в их мире другое место, так что сам мир мог сделаться безмерно громадным и неограниченным.

В какой-то момент в те месяцы, посвященные уединенным наблюдениям за парусниками, Минору Ядзима решил, что посвятит свою жизнь изучению насекомых. Спустя почти шестьдесят лет мы с Си-Джеем встретились с ним за ланчем в буфете в Тотё – монументальной мэрии Токио, состоящей из двух башен. К тому времени он стал одним из самых видных японских биологов, создателем первых в мире домов бабочек, автором популярных фильмов о природе, ведущим борцом за сохранение окружающей среды, основоположником многочисленных протоколов разведения насекомых и популяризатором науки, который особенно старался заразить детей своей любовью к насекомым. Он был полон энергии и увлеченно рассказывал нам о своем новейшем проекте – парке насекомых Гунма, где имеется впечатляющий дом бабочек (построенный по проекту архитектора Тадао Андо) и обширная территория с сатоямой, восстановленной местными жителями. Парк должен был открыться на следующий день, и все мы расстроились, что я и Си-Джей не успеваем его посетить.

Ядзима-сан был добр, скромен, щедро дарил нам свое время и заражал своим оптимизмом. Мы долго разговаривали, а потом сфотографировались, крошечные, как муравьи, перед колоссальным зданием мэрии.

6

Разрушение Токио заодно разрушило и процветавшую «коммерческую культуру» вокруг насекомых, сосредоточенную в городе. «Мы откатились к истокам», – написал историк Масаясу Кониси, подразумевая муси-ури – странствующих торговцев певчими насекомыми, которые впервые появились в Осаке и Эдо (Токио) в конце XVII века, а после войны снова объявились – ходили со своими клетками, зазывая покупателей, среди развалин столицы [513].

Нетрудно вообразить, какое особое значение приобрели в тот момент эти насекомые, чьи светлые и печальные песни выражают меланхолию и бренность, их тесная связь с культурой, их товарищество без предварительных условий. Но муси-ури бродили по улицам не по доброй воле. Токийские магазины насекомых были уничтожены бомбежками, и, хотя вскоре торговцы установили лотки в торговом районе Гинза, всё равно им пришлось откатиться к истокам: инфраструктура разведения насекомых рухнула, и послевоенные торговцы, подобно первым муси-ури, просто торговали существами, наловленными на полях.