Inside out: моя неидеальная история

Мои родители были очень гармоничной парой, они знали толк в веселье, и к ним часто приходили другие парочки. Мой отец – Дэнни Гайнес – был на год младше мамы. В его взгляде можно было заметить озорной блеск, который заставил бы вас думать, что он хочет раскрыть вам секрет. У него были красивый рот с идеально белыми зубами и оливкового оттенка кожа. Он выглядел как Тайгер Вудс[5] из Латинской Америки, любил азартные игры и обладал замечательным чувством юмора. Одним словом, был нескучным – такие парни обычно рассекают на байках, преуспевая во всех делах. Несмотря на брутальность, Дэнни во всем соревновался со своим братом-близнецом, который был намного сильнее и крупнее, к тому же его взяли в морские пехотинцы, а моего отца не взяли из-за косоглазия, которое унаследовала и я. Мне эта особенность казалось важной – благодаря ей я чувствовала, что мы смотрим на мир одинаково.

Отец с братом-близнецом были старшими в семье. Его мать была из Пуэрто-Рико, и в раннем детстве меня часто оставляли у нее. Она умерла, когда мне было два года. Его отец был наполовину ирландцем, наполовину валлийцем. Он работал поваром в Военно-воздушных силах и был заядлым алкоголиком. Кажется, после смерти бабушки он переехал к нам. Помню, что мама боялась оставлять меня наедине с ним в ванной комнате. Позже я узнала о сексуальном насилии. Как и я, мой отец вырос в доме, полном секретов.

Окончив школу в Розуэлле на год позже Джинни, Дэнни поехал учиться в колледж в Пенсильванию. Мама почувствовала неладное, особенно ее смутило то, что какая-то девушка была его «соседкой по комнате». Поэтому она начала делать то, что потом продолжала делать, когда сомневалась. Она стала встречаться с другими парнями, чтобы Дэнни ревновал.

Джинни познакомилась с Чарли Хармоном, молодым пожарным, чья семья переехала из Техаса в Нью-Йорк. И даже вышла за него замуж. Несмотря на то, что этот союз продлился недолго, он был «результативным»: папа вернулся обратно. Она развелась с Чарли, после чего в феврале 1962 года мои родители поженились. Девять месяцев спустя на свет появилась я. Или мне так казалось.

Когда люди слышат слово «Розуэлл», то первое, о чем они думают, – об инопланетянах, но у нас в доме никогда не упоминалось слово «НЛО». В моем раннем детстве Розуэлл был маленьким военным городком. Здесь находилась самая большая взлетно-посадочная полоса во всей Америке (она служила резервной полосой для космических шаттлов), которую закрыли в конце шестидесятых. А еще мне запомнились ореховые сады и поля люцерны; магазин фейерверков; мясокомбинат и фабрика Levi’s. Мы были очень привязаны к Розуэллу и являлись частью его сообщества. Наши семьи настолько были переплетены друг с другом, что моя кузина Диана приходилась мне и тетей. Она была племянницей моей мамы и вышла замуж за младшего брата моего папы.

У мамы была младшая сестра Шарлин, обычно мы называли ее Чок. Джинни присматривала за ней. В старших классах Чок была чирлидершей[6], а я стала крошечным талисманом команды. Она могла тайком уместить всю команду в машине, при этом девчонки лежали и в багажнике. И я чувствовала себя такой же взрослой, участвуя в их интригах. Они наряжали меня, а Джинни делала прическу – для важных событий в школе. Мое появление было большой неожиданностью: я выбегала в нежно-голубом платье, произносила приветственную речь и завершала все коронным приемом, которому меня научили, – подбрасывала птицу в небо. Это были мои первые, пусть и короткие, выступления, которыми я наслаждалась. Джинни чувствовала себя самой счастливой матерью, и мне это нравилось.

В те дни мой отец работал в рекламном отделе Roswell Daily Record. Каждое утро он оставлял маме пачку сигарет и один доллар, на который она обычно покупала для нас огромную бутылку пепси в магазинчике за углом. Папа был на пути к успеху – он много работал и усердно играл, иногда слишком усердно. Он мог пойти гулять с моим дядей, чтобы выпить, и порой это заканчивалось потасовкой (имейте в виду – им тогда было примерно двадцать лет). После таких попоек папа нередко приходил побитый. Он любил драться и наблюдать, как дерутся другие. И меня он тоже брал на местные соревнования по боксу. Мне было около трех лет, когда я стояла на стуле, стараясь что-то увидеть на боксерском ринге. Глядя на двух избивающих друг друга мужчин, я спросила:

– Какого цвета боксерские трусы игрока, за которого мы болеем?

Это было время нашей с отцом близости.

У обоих моих родителей, если можно так выразиться, было наплевательское отношение к честности. Мне кажется, что папа испытывал небывалую радость, когда мог кого-то одурачить. Для него было в порядке вещей во время оплаты чека взять и сказать:

– Сейчас вырублю тебя, решай – либо пан, либо пропал.