- О, вы даже не догадываетесь, - она, наконец, сделала шаг назад и он с сожалением разжал руки. – А я ведь почти поверила вам… Я…
- Нет, миледи, - замотал он головой. – Вы мне больше никогда не поверите. И вы, и я это знаю. Но я люблю вас…
- Не смейте этого говорить! – почти закричала она. – Любите?! Вы меня любите? А сами… Сами…
Губы у нее дрожали и, глядя на них, его вдруг осенило. Она все знала, возможно, даже видела - то, что он сделал с Дженни Гловер и это все объясняло! От этой мысли у него стянуло кожу на затылке, от досады и стыда, но при этом какая-то теплая волна захлестнула грудь по самое горло – он настолько оказался небезразличен ей, настолько ей было не все равно, что она стояла сейчас перед ним с мокрыми от слез глазами, сжав кулачки.
Какой же он идиот…
Что ему оставалось делать?
Один стремительный шаг, и мельком он успел заметить ее потемневшие глаза, а через секунду он целовал ее – отчаянно, самоубийственно, со всей вырывающейся наружу страстью, злостью, любовью, боги знают, чем еще…
Он не знал, сколько прошло времени, от мгновения до вечности, ощущение времени исчезло, как и реальности, прежде чем она шевельнула губами. Была ли это попытка ответить или прервать поцелуй, он не знал, но только усилил натиск на ее рот, вкладывая в него все, что чувствовал, прекрасно зная, что это последний раз…
Когда ее ладони уперлись ему в грудь, он сразу отступил, с каким-то странным ощущением поднимая взгляд от ее распухших, таких ярких губ на глаза – давно забытое ощущение мальчишеского страха…
Она смотрела на него совершенно растерянно, раскрасневшаяся, непередаваемо хорошенькая сейчас, на этом морозе, залившаяся румянцем и стыдом.
- Ненавижу, - еле слышно, вместе с легким выдохом слетело с ее губ.
- Плевать, - весело оскалился он. Он был зол, чертовски зол и в тоже время какая-то звенящая радость кипела внутри. Наконец-то эта ледяная пропасть меду ними в мгновение ока превратилась в раскаленную пустыню, и он увидел то, чего хотел увидеть больше всего в жизни – ее неравнодушие. Она злилась на него. Злилась из-за того, что он развлекся с этой служанкой, и он слишком хорошо знал женщин, чтобы не знать, что означали эти слезы и это «ненавижу».
Доигралась, девочка? Твоя игрушка вдруг перестала тебе подчиняться?
Он все еще улыбался, нахально и зло, когда звонкая пощечина заставила пригревшихся в кустах птиц с шумом сорваться с веток.
Санса Старк тут же убежала, ничего не сказав, оставив его там, под чардревом, с пылающей от удара щекой и умирающим сердцем.
***
Первым ее порывом было подойти к стражникам и обвинить его сейчас в чем угодно, лишь бы добиться того, чтобы его схватили, кинули в темницу, казнили… Вместо этого, Санса, задыхаясь, промчалась по полутемным коридорам в свою спальню, вызывая недоуменные взгляды прислуги. Не пристало леди бегать по собственному замку растрепанной и зареванной.
Не пристало леди целовать негодяя и предателя в священной роще, где спали древним сном седые северные боги.
Не пристало также думать постоянно о том, кто этого не заслуживал, плакать и заламывать руки, злясь на себя, потому что сама она не в силах прекратить это.
Тяжелая дубовая дверь с шумом захлопнулась за ее спиной, гулко прокатилось эхо по длинным коридорам Винтерфелла.
Рядом с ее кроватью на столике стоял медный таз с водой, прислуга все еще не убрала его с утра. Волна раздражения заставила с новой силой разгореться остывающие было щеки. Прислуга… Память услужливо-издевательски продемонстрировала ей хитрое, красивое лицо Дженни Гловер – умные, наглые глаза, обо всем догадывающиеся, эта ее ухмылка…
Надо выгнать ее из замка. Приказать выпороть и выгнать. Босую, в стужу.
Остывшая вода чуть ли не с шипением соприкоснулась с щеками. Глубоко вздохнув, Санса Старк вгляделась в расходящееся кругами отражение в медном овале – жалкая, раскрасневшаяся, с заплывшими глазами. Будто он стоил хотя бы одной ее слезинки.
Будто он вообще чего-то стоил.
Она села на кровать, с силой сжала левой рукой правое запястье и долго сидела так, глядя в исчезающую полоску света в узком окне. Такие короткие стали дни… Зимнее блеклое солнце клонилось к горизонту, и такое же бесцветное небо зарделось легким предзакатным румянцем. Она попыталась думать о чем-то другом, о чем угодно: о Джоне, который ехал сейчас на Юг, о Бране, который стал таким отстраненным, о Арье, которая подозревала ее во всех смертных грехах, будто Санса Старк страдала меньше всех из них за эти страшные годы…
Но думать не получалось – только губы горели этим недавним морозным поцелуем, и еще они до сих пор видела перед собой его глаза – зеленые, насмешливые.
Он обо всем догадался, как всегда.
Она даже обвинять его не могла – она ведь его не любила, отвергла, презирала. Ей все равно, с какими опустившимися женщинами он проводит свой досуг. Как же он мерзок… Но почему ей было так обидно, до рваной дыры в сердце?
Разумеется, она не могла себя заставить спуститься сегодня к ужину.
Видеть его было выше ее сил.