Insomnia, или Поиски Механической Вороны

Мефистофель смотрел на меня и ухмылялся во весь рот.

– Вот, – я взяла со стола листок и протянула ему.

Размышляя о Системе, я перерисовывала на один из листов своего многострадального блокнота внутренности будильника, который разбил Мефистофель, чтобы показать мне, что происходит с теми, кто влезает в механизм мироздания. Но, хоть я и помнила завет держать при себе свои мысли, упускать нить рассуждения не хотелось, и я, не удержавшись, примостила рядом с нарисованными колесиками наброски Палочника и Вороны, а также указала знаками Мефистофеля и Авторитета.

Как я и ожидала, Мефистофель, взглянув на все это великолепие, едва не позеленел от злости, тем самым доставив мне немалое удовольствие.

– Что за черт! – он в ярости смял листок. – Сколько раз тебе говорить: не лезь не в свое дело!

– Может, раз я все это вижу, тебя в том числе, это как раз мое дело? – высказала я заранее приготовленное возражение.

– Уж лучше бы оставалась со своей апатией, как и положено нормальным Проволокам!

– Я бы с удовольствием, – призналась я. – Но меня теперь почти постоянно трясет от Вопля, и было бы странно, если бы я не задумалась, почему так происходит. Чем конкретно я мешаю Муфлону? Что он делает? Как это все вообще работает?

– Как это все вообще работает! – с издевкой поцокал языком Мефистофель.

– Да ты, никак, хочешь узнать, что представляет собой Система? Как устроено мироздание? Так, что ли? А не хочешь вспомнить о том, что я говорил? – его обвиняющий перст уперся в разбитый будильник.

– Я помню, но ведь влезть в Систему и понять, как все работает, глядя со стороны – это совершенно разные вещи… Или нет? – неуверенно спросила я, увидев, что тонкие губы Мефистофеля скривились в скептической усмешке.

В комнате на минуту стало совсем тихо. Мефистофель, не отрываясь, пристально смотрел на меня своими красными глазами. Я уже хотела вопросить, с чего это он так на меня уставился, как вдруг все мое существо переполнил Вопль – дикий, пронзительный, разрушающий все до основания…

От неожиданности я грохнулась на колени, обхватив голову руками. С моих губ непроизвольно сорвался крик не боли даже, а неконтролируемого ужаса. В угасающем сознании плотно воцарился размытый образ – то была кроваво-красная тень Муфлона, хозяина которой легко можно опознать по закрученным рогам. И так все смешалось в мыслях, что я была твердо уверена, что на самом деле Муфлон сейчас находится прямо передо мной. Оттого-то, наверное, я и закричала.

Не знаю, сколько прошло времени, должно быть, всего несколько секунд. Когда Вопль смолк, и я открыла глаза, то увидела через дверной проем балкона, как Мефистофель, отворив окно и свесившись вниз, внимательно смотрит на улицу. Потом он вернулся в комнату.

– Ушел, – сообщил он задумчиво. – Плохо твое дело, – нахмурился он.

– Разве это не хорошо, что он ушел? – голос мой предательски дрожал, и поднялась на ноги я с немалым трудом. Меня все еще трясло от страха.

– Хорошо. Но он вернется, помяни мое слово. Тебе нужно срочно сесть на поезд.

– Как-то не верится, что от этого будет толк…

– Все лучше, чем сидеть на месте и ждать, пока он тебя прикончит. Так что сегодня, – голос его стал необычно жестким. – Сегодня же ты сядешь на поезд. А пока, – его лицо вдруг просветлело, – я, так и быть, расскажу тебе историю. И ты узнаешь, что бывает с теми, кто со стороны наблюдает за устройством мироздания!

Он протянул мне руку, и я, как всегда, коснулась его ладони. Признаться, я ожидала какого-нибудь подвоха, но нет, рассказ, похоже, предстоял вполне себе обычный – никаких перемещений, перед моими глазами было знакомое мне живое полотно, которое Мефистофель комментировал с таким видом, словно все, о чем он рассказывал, свершилось исключительно по его воле.

На живом экране на этот раз была самая что ни на есть обычная комната, напоминающая, смущенно подумала я про себя, мою собственную несколько лет назад. Смущенно – потому что такие комнаты, как правило, являются классическим примером того, как жить не следует.

Темное помещение, какое время суток – не понять, окно занавешено плотными шторами. Свет излучали только тусклая настольная лампа и монитор компьютера, стоящие на письменном столе. Стол был завален чем попало – книгами, листками, компакт-дисками, ручками, карандашами, имелись здесь даже пустая тарелка и несколько пустых пакетов из-под чипсов и тому подобной дряни, без которой жизнь человеческая, что и говорить, была бы неполной. Среди этого бардака гордо возвышалась огромная кружка – вероятнее всего, с кофе, чтобы отогнать сон.