Откинувшись на спинку дивана, Юуки забралась на него с ногами и, обняв их, устроила подбородок на коленях. Выражение её лица в тот момент делало её больше похожей на обидевшегося щенка, которому отказали в порции молока. Канаме это почему-то насмешило, но он благоразумно подавил порыв смеха и выдохнул. Странной она была: всё ещё нежной и в какой-то степени невинной, но в то же время невероятно женственной и способной пробудить самую ненасытную страсть. Ему нравилось думать — это потому, что она Куран.
— Помнишь наше «свидание» на заднем дворе Академии? — тихо спросил её Канаме своим как обычно вкрадчивым и грудным голосом, что умел убаюкивать и успокаивать Юуки. Она слегка напряглась, но потянула предложенную им ноту.
— Конечно, помню.
Ей казалось, что он не зря вспомнил именно этот эпизод их общения. Ведь там был Зеро, виновник нынешней размолвки. Но Канаме поспешил сделать акцент совсем на другом.
— Я спросил тебя тогда, думала ли ты обо мне. И ты отказалась отвечать на такой, как ты выразилась, странный вопрос.
— Да… — теперь вместо яростной красноты на щеках принцессы проступил нежный румянец. Пусть дни после того свидания были омрачены ужасными событиями, но этот момент нынешней Юуки казался ужасно милым.
— Могу ли я узнать у тебя сейчас, что ты думала обо мне?
Юуки насторожилась. Могла ли она сейчас уже говорить вслух о том, что тревожило её сердце тогда? Ведь теперь они не просто обручённые жених и невеста. Они уже перешли черту близости, знали каждый сантиметр тела друг друга. Разве пара откровенных тайн испортит их отношения?
— Ну же, Юуки, — ласково и в то же время властно просил Канаме. — Ничто в этом мире не способно испортить моё мнение о тебе. Тем более такие вещи.
Она выдохнула, собираясь с мыслями. Вдруг поняла, что хочет его крови. Но сглотнула слюну и едва слышно сказала:
— Не только в тот день. Я часто думала о тебе. Воображала много разного. Как ты звал меня на свидание, и мы ходили в кино. А потом ты угощал меня мороженым в той кафешке, куда часто наведывался Айдо-семпай. Мы возвращались в Академию рука об руку, и все оборачивались, завидуя, какой у меня красивый и высокий парень. А перед самым уходом ты целовал меня перед воротами общежития. Но только в тени деревьев, чтобы твои поклонницы не придушили меня ночью подушкой.
Канаме искренне рассмеялся.
— Даже в мечтах ты думаешь о безопасности.
— Она у меня в крови.
— И что же дальше? — Канаме был заинтригован и всем своим видом старался показать это Юуки. — Неужели… поцелуями и ограничивались твои мечты?
Юуки запнулась на мгновение, но вновь напомнив себе, что в реальности между ними всё уже произошло, уговорила себя продолжать.
— Иногда… Ну ладно, в старших классах это было довольно часто, я представляла, как ты пробираешься ко мне в окно в своей ослепительной форме Ночного класса.
— С красной розой в руке? — подсказал Канаме, и Юуки закивала.
— Да!
— Становится интересно. — Чистокровный расстегнул ещё одну пуговицу рубашки, так что Юуки увидела его острые ключицы, и у неё перехватило дыхание. — Продолжай.
— М-м… Бутоном этой розы ты проводил по моему лицу и губам. Опускался к шее и невесомо касался пальцами моей кожи. Твои глаза горели красным, но ты никогда не кусал. Наверное, потому что мне всегда нравилось смотреть в такие твои глаза. Неотрывно. Я стояла в лёгкой ночной сорочке на сквозняке, потому что ты не закрывал окно, и в него пробивался цветочный запах из сада. Ты клал моё озябшее тело на кровать и согревал поцелуями сначала стопы, затем бёдра… И всё такое.
Последнее Юуки промямлила себе в колени. По низу живота разлилось то самое приятное тепло, стоило ей вспомнить, какие картинки она представляла себе потом.
— А когда Йори уезжала домой на выходные и ты оставалась в комнате одна, — не унимался Канаме, — ты пыталась вообразить, что моя рука — твоя? И сделать себе легче?
— Да.
Скрывать что-либо и притворяться идеально невинной уже не было смысла. Она хотела его, хотела всегда. И пусть он это знает.
— Могу я на это посмотреть? Ты такая прекрасная, когда содрогаешься от любви ко мне.
Юуки чувствовала, как тело напрягается, требуя приятной разрядки. Наваждение ещё было терпимым, но даже одной капли было достаточно, чтобы что-то внутри начинало зудеть, жадно требуя удовольствия. И Канаме, судя по его решительному взгляду, помогать вовсе не собирался.
— Честно сказать, когда я представлял подобное, ты непременно была в форме Академии, а не сорочке, — ласковым, но слегка охрипшим от напряжения голосом говорил Канаме. — Эта короткая юбка, из-под которой проглядывали резинки тёмных чулок, не давала мне покоя. Особенно когда ты спрыгивала с деревьев, и она разлеталась во все стороны, открывая взору твои роскошно стройные ноги. Приятно было представлять себе, что мои ладони, что гладили твою кожу под юбкой и под одеждой, заставляли тебя дрожать и краснеть ещё сильнее. Приятно знать, что только я могу вызвать в тебе такие чувства.