Insomniac (СИ)

Юуки что-то пискнула, как птенец, и сильнее сжала бёдра. Ей хотелось протянуть к нему руку и сказать: «Иди же ко мне, я твоя, только твоя!» Но по отстранённому взгляду короля поняла, что настроен он решительно. Он не подойдёт, даже если она начнёт на коленях умолять о прощении. Скорее, он просто уйдёт.

— Ты же тоже видела в своих мечтах, что ты гладишь руками мой живот. Видела, как в лихорадочном дыхании опускалась и поднималась моя грудь, и тебе доставляло удовольствие видеть меня таким под твоими руками. И когда твои нежные маленькие ладони расстёгивали ремень, а потом опускались ниже, и ты слышала мой вздох, ты содрогалась от восторга, что это всё из-за тебя?

Представленная картина ярким пятном стояла перед глазами Юуки, словно существовала на самом деле. И следуя повелительному и глубокому голосу Канаме, что засел где-то у неё в самом сердце, она потянула бельё вниз и, стыдливо и быстро спрятав его под диваном метким движением стопы, опустила руку между ног.

Теперь она успешно боролась с чувством стыда. Потому что когда стоял вопрос между удовольствием и грызением ногтей, выбор был очевиден. Ибо наваждение, как яд, разливалось по крови, захватывая тело и каждую мысль в мозгу, желая подчинить себе всё существо. И Юуки была уверена: Канаме был тем, кто лично направлял этот яд по её крови.

Она старалась выдыхать как можно более бесшумно, когда её пальцы сдавливали чувствительный комок внутри. Она давилась стонами, но неотрывно смотрела на своего самоуверенного короля, чьи глаза горели не то от жажды, не от страсти. Он наблюдал, как двигалась её рука — чуть вверх, немного вниз, глубже, затем слегка наружу. Юуки словно пыталась найти, нет, вспомнить, как она это делала раньше.

Раньше, когда чистокровный вампир ещё был ей недоступен.

Когда она верила, что в реальности такого никогда не будет.

И осознание того, что теперь между ними всё было, а она повторяет всё перед его глазами, по его просьбе, дико возбуждало.

Юуки тихо застонала, быстрее двигая рукой. Но ни разу не отвела взгляда с Канаме. Ни разу не встало перед ней изображение другого мужчины. Потому что другой мужчина не мог заставить её сделать это.

Когда Юуки начала всхлипывать громче и чаще, Канаме потерял терпение. В тот самый момент, когда по её телу разлилось долгожданное блаженство, чистокровный подорвался с кресла, на ходу стягивая ремень и бросая в сторону. Резкий толчок — и Канаме сладко выдыхает ей в шею, раздувая волосы. Юуки поняла, что он внутри неё, только после нескольких движений — так молниеносно всё произошло. Она начала задыхаться от того, как сильно и мощно он придавливал её к спинке дивана.

— Я… только тебя… — пыталась она что-то сказать на бессознательном уровне, но мысли путались, думать правильно и красиво не представлялось возможным. Канаме избавил её от этой ноши, закрыв ей рот поцелуем и громко, несдержанно застонав, когда всё кончилось.

— Не заставляй меня такое повторять… — устало и томно сказала Юуки, лёжа на диване. Её ослабшие пальцы ласково перебирали его волосы, пока голова Канаме покоилась на её груди — мягкой и нежной.

Чистокровный лишь усмехнулся.

— Ты же знаешь. Если я пообещаю, это будет ложь.

========== Phase VI. Stigma ==========

Нет женщины ни хорошей, ни дурной, которая не была бы способна во всякое время и на самые грязные, и на самые чистые, на дьявольские, как и на божественные, мысли, чувства и поступки.

(с) Л. Захер-Мазох

Принцесса Куран в полудрёме лежала на своей чересчур мягкой и поистине королевской постели. Волосы, напоминавшие шоколадный водопад, каскадом ниспадали с края кровати прямо на пол, кончиками легко задевая пушистый белый ковёр, словно подразнивая. Тяжёлые веки её огромных чайных глаз то опускались, то поднимались — Юуки хотела поспать хоть немного, но не никак не могла забыться спокойным сном. Канаме отлучился по делам из дома на пару дней, и оба эти дня были просто кошмаром — чистокровная не представляла, как теперь заснуть, когда рядом, под боком не было его тёплого тела, укутывающего её своей покровительственной нежностью.

Пусть перед отъездом всё было хорошо, и Канаме с жаром поцеловал её на прощание, Юуки всё же чувствовала себя не в своей тарелке. И чем дольше она думала об этом, тем больше понимала — дело было не в том, что Куран заставил её сделать. А в том, что заставило его попросить об этом.

«Он не доверяет мне…» — думала Юуки, сонно и лениво запуская пятерню в свои густые волосы, тревожа и ероша их, заставляя закатные солнечные лучи бликовать на её макушке. Принцесса понимала, что у Канаме есть полное право думать так, ведь она дала немало поводов для ревности и недоверия за то время, что они провели в особняке.

Она вспомнила ту несчастную сцену у массивных мраморных дверей, ведущих к склепу их клана. Юуки отчаянно призналась, что часть её сердца лежит не здесь, а там, в Академии Кросс, вместе с озлобленным беловолосым охотником-полувампиром. И Канаме принял это, хоть и отметил, что вести себя подобным образом было жестоко. Как минимум, он был честен.