ИНСОМНИЯ

– Начнем с того, что я люблю свою работу. Люблю белок и ненавижу Саманту. Говоря о Саманте: я ни за что так не поступлю с кем-либо из своих пациентов. Она же даже на школьного психолога не тянет! А ты хочешь, чтобы она копалась в мозгах кого-то наподобие мистера Дормера?

– О, за мистера Дормера даже я бы не взялся... – Том скорчил брезгливую гримасу, и они направились к парковке. – Я понимаю, что ты любишь работу. Любишь тренировки и белок. Это все оттого, что тебе просто больше нечем заняться! А я предлагаю поделать что-то еще. Дочь давно в свободном плавании, и ты теперь не обязан...

– Ты сейчас кого изображаешь? – сощурился Дэйв, нажав кнопку на дистанционном пульте автомобильной сигнализации. – Моего личного психолога? Премного благодарен, но не нуждаюсь, – бросив вещи на заднее сидение, он вернулся к водительскому и сел за руль.

– Да не пытаюсь я на тебя давить, – устроившись на пассажирском месте, Том потянулся за ремнем безопасности. – Я просто хочу, чтобы мы убрали тренировки хотя бы в субботу.

– Вот ради чего это все? – Дэйв усмехнулся и прокрутил ключ в замке зажигания, после чего автомобиль тронулся с места. – Отлыниваешь? Я думал обо мне заботишься!

– Хочу в Стейк-хауз, – упрямился Том, чем очень забавлял друга. – Хочу слизывать текилу с какой-нибудь симпатичной официантки, как ты в две тысячи первом, и есть жирный кусок телятины. ЖИРНЫЙ. КУСОК. ТЕЛЯТИНЫ. А не желток из яиц выковыривать.

– Не было такого, – прыснул Дэйв, совсем не припоминая, чтобы ему приходилось слизывать с кого-либо текилу. – А чем яйца тебе не угодили? Ты, кажется, сам говорил, что хочешь вернуть свою спортивную форму, которая была в студенчестве. Или когда там она вообще у тебя была? Но тебе тридцать восемь, Том. Чего ты ноешь? Это уже не так просто. Да и оно тебе надо?

– А тебе снова семнадцать что ли? – недовольно произнес Том, мельком глядя на Дэйва. – Можешь есть в «Стейк-хаузе» и весь вечер хлестать «Гиннес», а на следующее утро принять участие в фотосессии для мужского журнала. К слову, в это время я пью обезболивающее, валяясь в кровати с мокрой тряпкой на лбу, и морщусь как залежалый чернослив.

– С такой фантазией тебе не в медицинском надо было прозябать, – хмыкнул Дэйв, остановив автомобиль на светофоре. – Просто я не устраиваю себе каникулы с ежедневным барбекю на Аляске. Главное во всем знать грань. И еще система. Ты должен постоянно работать над собой, и тогда не придется выковыривать желток из чертовых яиц.

– Я обожаю каникулы на Аляске, – печально выдохнул Том. – И барбекю. Но этой зимой мне ничего не светит.

– Все-таки переводишься? – поинтересовался Дэйв, бросив свой взгляд на друга, а затем снова на дорогу.

– Да, в Бостоне у меня больше возможностей, – ответил он. – Доведу своих основных пациентов до ума и можно паковать вещички.

– А в лечебницу в Детройте вернуться не думал? Тут слухи похаживали...

– О, боже. Нет! В психушку я не вернусь! Хватило мне этого опыта на всю оставшуюся жизнь.

Дэйв понимающе покачал головой. Ему никогда не доводилось работать в подобном учреждении, и он не знал как там все устроено, однако мог себе это представить. От одной лишь мысли о своей работе в психиатрической лечебнице его кожу покрывали полчище мурашек, и Дэйв коротко потер правую руку, отгоняя их прочь.

– Если нужна будет помощь с переездом – обращайся, – с улыбкой промолвил он.

– Куда ж я без твоей помощи, – возвращая улыбку другу, сказал Том и задумчиво уставился в окно.

Кроссовер «Хонда CR-V» остановился на очередном светофоре, и перед тем, как повернуть в сторону дома, где проживал Том, Дэйв спросил:

– Может, зайдешь ко мне? Так и быть, плесну тебе чего-нибудь.

Том в удивлении вскинул брови.

– А как же то, что я полтора часа пахал как... А, к черту все! – махнув рукой, улыбнулся он. – Поехали!

2

Элизабет Митчелл ежеминутно поглядывала на часы, украшающие ее левое запястье, и беспокойно металась по гостиной. Сжимая в руках телефон, она с нетерпением ждала звонка или сообщения от своего бойфренда, который должен был вот-вот сообщить о том, что ждет ее в машине, намереваясь отвезти ее в какой-нибудь более-менее приличный для студента ресторанчик. Лиззи всегда была нетерпеливой, но если речь шла о делах любовных, то ко всему прочему примешивалось еще и раздражение, вызванное волнением из-за предстоящей встречи с предметом воздыхания. А такое сочетание обычно не очень хорошо сказывалось на тех, кто в момент сия действа находился рядом с Элизабет.

Вздрогнув от звука проворачивающегося в замке ключа, она обратила свой взор на входную дверь и густо нахмурилась.

– ...И когда свет погас прямо во время этой душераздирающей истории, клянусь, я сам испугался! Лиз? Привет! Ты чего дома?

Элизабет посмотрела на отца так, словно это он виноват в том, что ее парень задерживается и при этом не дает о себе знать.

– Привет, зайка, – с широкой улыбкой проговорил Том, проходя в гостиную и по пути скидывая с себя легкую куртку.

– Привет, дядя Том, – сухо бросила она, а затем взглянула на отца. – Я уже скоро уеду.