Инспектор и бабочка

Чертова девчонка!.. Не нашла ничего лучше, как приложить палец к губам. Палец слишком маленький, слишком тонкий, чтобы заслонить улыбку на губах. Но эту улыбку не заслонила бы и водонапорная башня, и дворец Мирамар, – так много места она занимает: не только на лице ангела, но и в окружающем пространстве. Улыбка ангела нависает над Субисарретой подобно транспаранту, гигантской растяжке, – из тех, что вешают между опорами мостов. Края улыбки-транспаранта хлопают на ветру, к ним прилипли птичий помет и гниющие водоросли, с обтрепанного полотнища стекает какая-то слизь: возможно, остатки жизнедеятельности червя Раппи, возможно, кого-то еще.

«BIENVENIDO EN EL INFIERNO»[26] —

написано на транспаранте, инспектор явственно видит заваливающиеся друг на друга неровные буквы. Явных орфографических ошибок нет, но, если бы поклонница скудоумных комиксов Лали дала себе труд написать это словосочетание в тетради или на салфетке, оно бы выглядело именно так.

Почерк-то детский.

Страшноватой сути высказывания это не отменяет.

Икер прикрывает глаза, чтобы отогнать неприятное видение: получается не с первого раза, но все же получается.

Замызганный транспарант исчезает, растворяется в воздухе, теперь улыбка Лали – это просто улыбка, можно назвать ее простодушной, можно – лукавой; сложнее с окружающим пейзажем, который несколько секунд скрывало адово полотнище.

Он еще не успел прийти в себя и выглядит застигнутым врасплох.

Нет-нет, все кажется совсем обычным: пирс, яхты, площадь Ласта вдали. Вот только Икер не слышит никаких звуков, не ощущает никакого движения. Катера и яхты не покачиваются на волнах, автомобили у площади и чайки в небе застыли, и ничто не способно сдвинуть их с места. Все это напоминает театральную декорацию, пусть и хорошо прописанную. А стоящие чуть поодаль Дарлинг и Исмаэль Дэзире – всего лишь марионетки, о которых все позабыли. И жизнь к ним вернется только тогда, когда кто-то невидимый соизволит дернуть за ниточки.

Или видимый.

Ангел.

– Так кого я должен бояться, девочка?

– Тебе идет эта шляпа, – хохочет Лали. – Носи ее всегда.

– Ты не хочешь отвечать на вопрос?

– Нет.

– Тогда я решу, что ты просто разыгрываешь меня.

– Может, разыгрываю. А может, нет.

– Ну, ладно. Помнишь, мы говорили о парне, которому понравились твои кошки?

– Да.

– Все зовут его Виктор. А… как бы назвала его ты?

– Амади.

– И… что это означает?

– Что его зовут Амади.

Все наконец-то сдвинулось с места – в летнем расслабленном ритме, который обычно исповедует хороший, хотя и слегка припопсованный джазмен Майкл Фрэнкс. И Дарлинг с Исмаэлем больше не похожи на застывших марионеток, они проявляют известную самостоятельность: Исмаэль присел на кнехт и смотрит куда-то в сторону острова Санта-Клара, а русская машет Субисаррете рукой: пора заканчивать, инспектор, прощание слишком затянулось.

– В любом случае я рад, что мы познакомились, Лали. Ты хорошая девочка…

– Вовсе нет. Но я тоже рада.

– Мне будет тебя не хватать.

Рука у Лали оказывается горячей и неожиданно цепкой, как если бы в пальцы Икера впился стебель неизвестного ему экзотического растения. Интересно, если бы инспектору удалось прикоснуться к ибоге – был бы эффект тем же самым?

– Пока! – сказав это и выпустив ладонь Икера, ангел подходит к своим томящимся в ожидании родственникам. Троица первой покидает пирс, а Субисаррета смотрит им вслед, в надежде, что кто-то из них обернется и помашет рукой на прощание. Но никто из троих не оборачивается.

…До того как автобус распахнул двери на конечной остановке, инспектор успел несколько раз прокрутить в голове сцену прощания. Что хотела сказать ему девчонка, о чем предупредить? И что в ее понимании означает опасность? И что означает – «быть дурачком»? Измениться настолько, что потерять собственное «я», как случилось с Альваро?

Субисаррета не знает, что случилось с Альваро. Возможно, блокнот, найденный в старом полуразрушенном отеле, ему поможет. Но блокнот до сих пор лежит в багажнике: все потому, что Икер решил ознакомиться с ним в спокойной обстановке, дома или в управлении, – потратить максимальное количество времени на его изучение, чтобы ни одна, даже самая маленькая деталь не ускользнула.

Больше всего инспектор боялся, что людей у подножия статуи окажется немного. И он не сможет затеряться в толпе, чем привлечет ненужное внимание такого тертого калача, как Улисс. Но опасения не оправдались, одна туристическая группа сменяла другую, не обошлось и без вездесущих, постоянно щелкающих фотоаппаратами китайцев. Мысленно вознеся хвалу Доностии и ее достопримечательностям, Субисаррета побродил по площадке, без сожаления расстался с одним евро, чтобы заглянуть в синий перископ, тотчас же приблизивший часть бухты Ла-Конча. Будь прибор посильнее, он, наверняка, увидел бы и яхту «Candela Azul», но пока приходится довольствоваться общим видом пирса, панорамой набережной и прилепившимися друг к другу домами, где уже зажглись первые огни.