Кажется, цыганенок обозвал ночного портье «нищебродом», магистральная мысль понятна: Виктор беден, как церковная крыса, и живет в такой же крысиной норе, он откладывает каждую копейку, чтобы получить возможность учиться в университете. Что, если кто-то заплатил ему за убийство постояльца «Пунта Монпас»?
Не тот, хотя странностей в его поведении было немало. И (это нельзя сбрасывать со счетов) он поднялся наверх как раз тогда, когда было совершено убийство. Гостиничные идиоты не снабдили коридор видеокамерами, а ведь такая простая и недорогая вещь, как камера, могла сразу же снять множество вопросов. Теперь же остается только догадываться, что делал Виктор на этаже, стал ли он свидетелем преступления или замешан в нем напрямую?
Субисаррете не составляет труда вызвать в памяти тот момент, когда Виктор спустился с лестницы и снова занял место за стойкой: никакого волнения, полная расслабленность, чистая рубашка.
Чистая рубашка – вот что важно.
Когда он спустился, на нем была чистая рубашка, а в корзине для белья лежит совсем другая, выпачканная в крови, но тоже форменная. И эта кровь, судя по ее количеству, явно не из носа и не из порезанного пальца. А Виктор – никакой не свидетель, ведь что сделал бы случайный свидетель? Сразу же позвонил бы в полицию. Ничего подобного не произошло. И Аингеру… Не далее как сегодня утром администратор сообщил Икеру по телефону, что у него исчезла рубашка!
Связь здесь из рук вон, но попытаться стоит.
– Инспектор Субисаррета, – сказал Икер, после того как в трубке раздалось «Слушаю».
– Да-да, я узнал вас.
Снова треск, шипение и щелчки, голос Аингеру искажен до неузнаваемости, и все-таки это именно его голос.
– Сегодня утром вы сказали, что у вас пропала рубашка.
– Да. Ума не приложу, кто мог ее взять. Хотел переодеться – и вот, пожалуйста…
– И когда вы видели ее в последний раз?
– Точно не скажу. Может быть, пару дней назад. Я не обращал внимания… Как раз пару дней назад Хайат отдала ее мне. Она стирает и крахмалит мои рубашки за небольшую плату. Так вот, она отдала ее мне, и я повесил рубашку в свой шкафчик. А сегодня с утра я ее там не обнаружил.
– Хайат стирает рубашки только вам?
– В смысле?
– Виктор Варади тоже пользуется ее услугами?
– Не думаю. Хайат ведь делает это не бесплатно, она прижимистая. А у Виктора – каждая копейка на счету, так что ему приходится обходиться своими силами.
Нищеброд и сквалыга, угу.
– Шкафчики персонала закрываются на замки?
– Ну… Замками это можно назвать весьма условно.
– То есть любой человек из обслуги может открыть замок без проблем?
– Некоторые вообще не закрывают свои ячейки на ключ. Да-да, пожалуй, кроме Виктора никто и не закрывает. Иногда просто забывают это сделать, но до сих пор никаких эксцессов не случалось.
– Понятно. И где же стоят шкафчики?
– На первом этаже, возле черного хода есть небольшая комната, там они и стоят.
Теперь и Субисаррета вспомнил: вчера кто-то из полицейских осматривал подсобку у черного хода – и ничего криминального не обнаружил.
– Скажите, а за последнее время… За последние несколько дней… Может быть, неделю… С Виктором Варади все было в порядке? – инспектору почему-то хочется дать книжному червю последний шанс.
– В смысле? – снова переспрашивает Аингеру.
– Какие-нибудь травмы. Дорожные происшествия…
– Вроде бы ничего. Во всяком случае, он не жаловался и не брал больничный.
– Виктор ведь такой же комплекции, как и вы?
– Э-э… Вы намекаете, что это он мог взять мою рубашку? – после секундного молчания произносит Аингеру.
– Да нет.
– Виктор не стал бы ничего брать, тем более украдкой. Да и зачем ему моя рубашка, если у него есть своя…
Не та ли, которая лежит сейчас в корзине белья?
– Ладно. Спасибо, Аингеру.
На раковине стоит пластмассовый стаканчик с зубной щеткой, дешевым бритвенным станком и тюбиком зубной пасты. Полулысый помазок, пена для бритья и дешевая туалетная вода дополняют унылую картину. У зеркала над раковиной отколот нижний левый край, и сейчас в нем отражается веревка, протянутая над ванной.
На веревке сушатся фотографии.
Версия о фотолюбителе Викторе Варади нашла свое подтверждение. А за сомнительной чистоты шторкой с резвящимися дельфинами обнаружились еще и фотопричиндалы. Они стоят на доске, положенной прямо на ванну: громоздкий фотоувеличитель, несколько неглубоких кюветок, рамки, баночки разной формы и величины. Все это выглядит довольно архаично, но не архаичность оборудования волнует инспектора Субисаррету – снимки, прикрепленные к веревке бельевыми прищепками.
Их около трех десятков, и почти на каждом изображен сам Виктор.
На нескольких снимках Виктор предстает в обличье
гнев
боль
удивление
радость
ярость
горе
сарказм.
Очевидно, Виктор добивался абсолютной кристальности эмоций, они поданы в самом что ни на есть чистом виде, оттого и лицо больше похоже на маску.