Инспектор Лосев

Словом, как я сказал, Кузьмич надевает очки, достает из ящика стола начатую пачку сигарет – он ее всегда прячет куда-нибудь подальше, чтобы реже попадалась под руку, – и, закурив, углубляется в изучение нашего творчества. Я говорю «нашего», ибо план мы составили вдвоем с Гришей Воловичем, который сейчас тоже сидит в кабинете напротив Кузьмича. Гриша, правда, поначалу хотел, чтобы я один шел к начальству с нашим планом, но этот номер у него не прошел. И к Виктору Анатольевичу в прокуратуру мы тоже поедем вместе. Докладывать начальству, получать указания, а то и головомойку – вовсе не только моя привилегия.

Прочитав план, Кузьмич берется за протоколы осмотра второго места происшествия – Вериной комнаты и допроса Полины Ивановны. Между прочим, Полина Ивановна назвала целый ряд исчезнувших из Вериной комнаты вещей, и, в частности, новый транзистор, дорогое кольцо с двумя бриллиантами, доставшееся Вере от матери, которое сама Вера почти не надевала и хранила в шкатулке на туалетном столике; кстати, исчезла и сама шкатулка. Затем Полина Ивановна, видимо хорошо знавшая Верин гардероб, недосчиталась двух довольно дорогих костюмов, новых туфель, зимних сапожек, меховой шубки и еще нескольких ценных вещей. Словом, комната оказалась ограбленной основательно.

Осмотр места происшествия показал, что грабитель или грабители могли проникнуть в комнату только через дверь. Хотя квартира помещалась на первом этаже, но оконные рамы оказались уже заклеенными в предвидении зимы.

– А как замки? – коротко осведомляется Кузьмич, взглянув исподлобья на Воловича.

– У эксперта оба – и от квартиры, и от комнаты, – поспешно отвечает Гриша. – Заключение обещали к концу дня.

Мы все трое невольно смотрим на часы. Двадцать минут шестого. По существу, конец дня уже наступил.

– А ну позвони, – кивает мне Кузьмич. – Пусть пока на словах сообщат главное.

Я тут же звоню. Эксперты в трассологической лаборатории все мне знакомы. И один из них охотно дает справку. Экспертиза закончена. Вывод категорический: ни один из замков не взломан, следов отмычки также нигде не обнаружено. Отсюда следует единственный вывод: грабители имели ключи от обоих замков или, во всяком случае, от входной двери, если Верина комната была открыта. Вывод очень важный, он значительно сужает область нашего поиска.

– Во всяком случае, ключ от входной двери у них, значит, был, – говорю я.

– Именно, – кивает Кузьмич. – А для этого достаточно быть знакомым не с Верой, а с ее соседями, к примеру.

– Но старушка ведь была весь вечер дома, – замечает Гриша.

– Если преступники явились на квартиру после убийства, – возражаю я, – то Полина Ивановна должна была уже давно спать. А больше в квартире никого не было.

– В котором часу примерно стояла под окнами та машина? – неожиданно спрашивает Кузьмич.

– Свидетель видел ее во втором часу ночи или около двух, вот так, – отвечает Гриша.

– М-да… с машиной больно сомнительно… прямо под окнами… – качает головой Кузьмич и хмуро смотрит на Воловича. – И все-таки ее придется искать, милые мои. Ничего не поделаешь.

– Будь она неладна, – ворчит Гриша. – Ведь ни номера, ни особых примет, ну буквально ничего.

– Машина стояла не одну минуту, – еще больше хмурится Кузьмич. – Ее многие должны были видеть. В том числе, между прочим, и владельцы машин. А частных машин во дворе небось не одна стоит. Вы наверняка еще не всех опросили. А надо всех, до последнего человека. Что это я тебе должен такие вещи говорить? И дальше. Еще пункт. В плане его у вас почему-то нет. Это изучить связи соседей. Кто у них ключ-то мог позаимствовать?

– Самих соседей нет на месте, – сухо отвечает Гриша, уязвленный выговором Кузьмича. – А у старухи какие там связи.

– Она у метро, на бульваре любит сидеть, – вспоминаю я. – Там, по ее словам, хорошие люди собираются.

– А! Одни пенсионеры, – машет рукой Гриша. – Нужен им ее ключ. Им бы свой где-нибудь не потерять при таком склерозе.

– У пенсионеров бывают весьма инициативные и сообразительные внуки, – смеюсь я. – А Полина Ивановна могла очень красочно все живописать там, на скамейке, и про Верину красоту, и про одиночество, и про всякие ее вещички.

При последних словах у меня, однако, пропадает всякая охота смеяться. Снова Вера, как живая, встает передо мной. Я ловлю себя на том, что только о ней и думаю все эти дни, или о ней, или об обстоятельствах и людях, с ней связанных.

– Какой-нибудь подлец мог соблазниться, – добавляю я.

Гриша в ответ упрямо трясет головой.

– Ладно тебе накручивать, – говорит он. – Сам небось этому не веришь. Старуха – какому-то пенсионеру, пенсионер – внуку, а тот, видите ли, бандит.

– Конечно, это не самая лучшая версия, – уступаю я.

А Кузьмич сухо добавляет:

– Но и ее надо проверить, прежде чем отбросить. Сам знаешь, отбросишь – не воротишь.

Волович в ответ только вздыхает.

А Кузьмич между тем продолжает:

– Значит, связи соседей – это два. Кстати, те железнодорожники когда возвращаются, узнали?