Инспектор Лосев

Анна Сергеевна забилась в угол и оттуда испуганно наблюдает за безобразной сценой.

А когда уже нам удается угомонить старуху, из-за стенки раздается тонкий детский плач, а другой голос, постарше, к тому же хриплый спросонья, недовольно басит:

– Мам, опять эта стерва на тебя гавкает? Зарежу я ее, увидишь…

– Тише, Юрочка, тише, – давясь слезами, отвечает Анна Сергеевна. – Спи, ради бога.

– Этот, что ли, припер? – продолжает допрашивать детский голос.

– Не пришел, не пришел. Спи.

– Ну и ладно… – засыпая, бормочет за стенкой мальчик. – Пусть только придет…

Старуху мы отводим в ее комнату, и она со стоном и руганью валится на тахту.

Потом мы возвращаемся в кухню, и я говорю Анне Сергеевне:

– Но где же он, Федор? Как до него добраться? Без этого ведь ничего нельзя предпринять.

– Он тут… Он недалеко… – еле слышно шепчет она. – В сарае… там…

Анна Сергеевна делает слабый жест рукой.

Я низко склоняюсь, чтобы уловить эти тихие, шелестящие слова, и в этот момент раздается осторожный стук в окно.

Гриша мгновенно гасит свет, и я раздвигаю плотные занавески. За окном непроглядная темень. Но когда привыкают глаза, я начинаю различать возле дома чьи-то неясные тени, двух или даже трех человек.

– Я открою форточку, – говорю я Анне Сергеевне, – а вы спросите, что им надо.

И толкаю форточку.

– Чего надо? – громко, звенящим голосом спрашивает Анна Сергеевна.

– Здесь Лосев? Или Волович? – кричит со двора чей-то знакомый голос.

Свои! Уж не прислал ли кого-нибудь за нами Кузьмич? Так или иначе, но это свои. И я громко откликаюсь:

– Здесь мы. Это кто?

– Володя! И Константин Прокофьевич тоже здесь. Выходите. Дело есть.

– Сейчас!

Я закрываю форточку и обращаюсь к Анне Сергеевне:

– Так где же этот сарай, вы нам покажете?

– Ой, боюсь!.. Хотя… когда Федор придет домой, она ему все скажет… он и взаправду убьет… Ну, что за жизнь, господи…

– Так покажите же нам этот сарай. Хотя бы издали.

– Да, да… издали… сейчас оденусь.

– Мы обождем на крыльце, – говорит Гриша.

Во дворе нас поджидают Константин Прокофьевич, Володя и с ними какой-то незнакомый паренек.

– Товарищ из штаба дружины, – поясняет мне Володя и, обращаясь к пареньку, солидно, хотя и дружески, говорит. – Все. Спасибо. Вы свободны.

Оказывается, наши товарищи неожиданно получили вполне достоверные данные о том, что Иван Зинченко, которого они поджидали у него в доме, сейчас находится у Мухина.

Сообщил им об этом приятель Ивана, зашедший вечером в гости к его сестре. Это подтвердила в конце концов и сама сестра, до того молчавшая как рыба. Только вчера она завезла к Федору домой какие-то вещи для Ивана и отдала их старухе, которая обещала все это тут же ему передать.

– Так что они где-то здесь, близко, – заключает Володя.

– Сейчас нам покажут, где они, – загадочно и чуть торжествующе говорит Гриша.

Вскоре на крыльцо выходит Анна Сергеевна, и мы в кромешной тьме молча следуем за ней, то и дело спотыкаясь и налетая друг на друга. Как слепцы, вытянув вперед руки, мы ощупываем стены и углы бесчисленных ветхих сараев, между которыми порой еле протискиваемся. Анна Сергеевна изредка останавливается и поджидает нас. Она легко ориентируется в этом лабиринте. А я вот не сразу соображаю, что мы находимся уже в соседнем дворе. Это мне удается, только когда мы осторожно огибаем ветхий одноэтажный домик с высокой покатой крышей и ставнями на окнах, которого не было во дворе, где живет Федор.

Пока мы пробираемся вслед за Анной Сергеевной, я пытаюсь составить план дальнейших действий. Прежде всего надо будет обследовать тот сарай снаружи, а потом уже попытаться неслышно проникнуть в него, если…

Но тут я неожиданно в темноте наталкиваюсь на остановившуюся Анну Сергеевну.

– Вон, видите? – волнуясь, шепчет она, притянув меня за рукав к себе и указав другой рукой в сторону неясно темнеющего и, кажется, довольно большого сарая в нескольких шагах от нас.

– А кто там еще, кроме Федора? – тоже шепотом спрашиваю я. – Не знаете?

– Откуда же мне знать? Иван небось, – торопливо отвечает Анна Сергеевна и добавляет. – Ну, я побежала.

Она неслышно и мгновенно растворяется в темноте. Да, сами мы в жизни не нашли бы этот сарай не только ночью, но, наверное, и днем тоже.

Как же надо было оскорбить и обидеть женщину, унизить ее и заставить возненавидеть, чтобы она решилась на такой поступок.

Тем временем мы, не сговариваясь, начинаем именно с того, о чем я и думал. Мы осторожно и неслышно обследуем снаружи сарай. В темноте, когда больше доверяешь рукам, чем глазам, это занимает немало времени. В конце концов мы устанавливаем, что дверь тут одна и она плотно заперта изнутри. Больше никаких выходов из сарая обнаружить нам не удается.