Инспектор Лосев

– Боюсь, не ошибаешься ли ты, – качает головой Кузьмич. – В кафе с тобой сидел не Лев Игнатьевич. Не может такой солидный человек квартирные кражи совершать. Он вот там, в кафе, на своем месте был, когда философствовал и деловые предложения делал. А Лев Игнатьевич с квартирной кражей у Купрейчика связан накрепко, через Чуму и Семанского.

– И с убийством, видно, тоже, – добавляю я.

– Именно что, – кивает Кузьмич и, вздохнув, заключает: – Нет, милый мой, скорей всего, ты ошибся. Бывает.

– Уж очень похожи.

– Тем более. Ну да поглядим еще. Если повезет, то ты с тем Павлом Алексеевичем еще встретишься. Он в понедельник звонить должен?

– Да.

– Ну вот. А пока пойдем дальше. Не нравится мне твой Купрейчик. Ты прав, что-то он недоговаривает.

– Что знаком с Львом Игнатьевичем.

– Это во-первых. А потом насчет Семанского. Проверим-ка на фабрике, появлялся там Семанский или нет, и у кого. Ведь Купрейчик испугался, когда ты сказал насчет командировки этого Семанского, что не могло ее быть. Испугался или нет?

– Точно, испугался, – подтверждаю я. – Сказал еще, что мы, мол, в сторону уходим от кражи… Федор Кузьмич! – вдруг вспоминаю я. – А ведь в сторону от нее просил не уходить и этот… Павел Алексеевич, там, в кафе.

– Ишь ты, – довольно усмехается Кузьмич. – Чего увязать вздумал.

– Так само вяжется.

– Ну, ну, не торопись. Этот Купрейчик чем на фабрике у себя занимается, не узнавал?

– Да нет.

– Когда насчет Семанского туда поедешь, этим тоже поинтересуйся. Осторожно только. Он для нас пока лишь потерпевший, жертва, так сказать.

– Он и в самом деле потерпевший.

– Ну, а я что говорю? Поэтому особая осторожность нужна. Но проверить тут кое-что надо, милый мой, как уж ни крути. Непременно надо. Помни навсегда: самая малая неувязочка в деле, малейшая неясность должна быть прояснена, не забыта. Как в школе учили, – приводит свой любимый пример Кузьмич. – Один малюсенький уголок не совпадает, и два громадных многоугольника уже не подобны. А тут у нас не одна такая неувязочка, вот ведь что.

Да, многовато неясностей в простом, казалось бы, деле о квартирной краже, даже слишком много. Что-то не складывается цельной картины, наоборот, все разваливается. Чем дальше, тем больше. Точнее, за квартирной кражей вырастает другое дело – убийство, а за этим другим расплывчато, неясно начинает как будто бы маячить что-то еще. Вот ведь какая странная история. И главное, не один я, оба мы чувствуем, и Кузьмич, и я.

– Что там у Денисова? – спрашиваю я.

– Час назад звонил с вокзала, – досадливо говорит Кузьмич. – Видно, ушел Леха из зоны активного поиска. Выпустили его. Вот уже… – он смотрит на часы. – Ну да. Как раз сутки прошли, как розыск объявили. И ни слуху ни духу.

– Могли недавно взять, а сообщить еще не успели.

– Посмотрим. Денисов там шарит по всем дорогам.

Звонит один из телефонов. Кузьмич снимает трубку.

– А-а, ты. Привет… Ну, давай, давай. Ждем… Тут, тут, – он кладет трубку и сообщает: – Паша Мещеряков. Сейчас зайдет.

Наш «небесный Паша» в своем неизменном синем костюме и голубой рубашке появляется почти мгновенно. Он, как всегда, сосредоточен и неулыбчив. В руках у него дерматиновая зеленая папка с металлическим замочком. Паша раскрывает ее и вынимает всякие бумаги. На каждой почти стоит знакомый гриф «секретно». Бумаг немало, ребята успели, видно, поработать.

– Двое граждан из красного «Москвича», – хмурясь, говорит Паша, – нами установлены. Один – Шершень Степан Иванович, второй – Гаврилов Иван Степанович. Под наблюдением двое суток, с момента наезда на Шухмина. Но сначала о них самих. Оба давно нигде не работают. Шершень, тот широко живет, деньгами кидается, рестораны, девки, шмутки заграничные. Одинокий. Имеет «Жигули» зеленого цвета. Последнее место работы – техник-смотритель в жэке. Веселый, контактный, многочисленные связи, все больше по части выпивки. А когда выпивает, становится агрессивен и подозрителен. Боится только одного человека – Гаврилова. Тот замкнутый, молчаливый, всегда подозрительный. Никого к себе не подпускает. Внешне живет скромно. Жена работает в аптеке. Есть дочка, во второй класс ходит. У Гаврилова свой дом под Москвой. Солидный дом. На тестя записан.

– Это куда Петр ездил? – спрашиваю я.

– Нет. То дача. Сейчас расскажу – упадешь. Но сначала кончу об этих двоих. Гаврилов слесарь, тоже в жэке работал. Там они с Шершнем и познакомились. От этого жэка, видимо, и интерес к чужим квартирам. Насмотрелись, как люди живут, а заодно и как двери запирают, какие замки ставят, что как в квартирах лежит, хранится. Гаврилов, надо сказать, слесарь первоклассный. Для него вообще нет замков, которые нельзя открыть. Однажды английский сейф в соседнем учреждении открыл, позвали его, ключи куда-то затеряли. И вот даже после такого дела он к нам в поле зрения не попал. Я считаю, серьезная эта наша недоработка.

– Правильно считаешь, – кивает Кузьмич. – На заметку надо было взять.

– Значит, в кепке и зеленом шарфе это он, Гаврилов? – спрашиваю я.

– Он самый.

– И красный «Москвич» его?

– Тоже на тестя записан. Водит по доверенности.

– Да что это за тесть такой?