Инспектор милиции

У меня же никогда не было интереса к биографиям писателей, за что приходилось страдать в школе. Учи­тельница так оценивала мои ответы: «Знание произведе­ний — «отлично», знание жизни и идейно-художествен­ных взглядов автора-—тройка с большой натяжкой. Так и быть, Кичатов, ставлю «хорошо». Но в следующий раз прошу обратить внимание на идейно-художественные взгляды писателя. Ведь это самое главное. Без этого вы заблудитесь в океане, который называется литературой. Вы не сможете дать должной оценки своим чувствам я определить идейно-эмоциональное воздействие того или иного произведения на вас».

В девятом классе я решил убедить учительницу, что умею определять это самое воздействие, и в сочинении на тему «Почему я люблю Маяковского» попытался дока­зать,— «Почему я не люблю Маяковского».

Уже название моей работы вызвало бурю гнева учи­тельницы. Она поставила мне жирную двойку, несмотря на то, что грамматическая ошибка была всего одна. Эта история докатилась до районо. И там заварилась каша. Тогда моим сочинением занялись в облоно. Спасло меня, что кто-то вспомнил определение Ленина, которое он дал творчеству поэта. Я доказывал почти то же самое. Оцен­ку за сочинение изменили, и я перешел в десятый класс без переэкзаменовки. На мое счастье, учительница уеха­ла в другой город, и на следующий год в школе я имел по литературе хроническую пятерку. Новый учитель ценил любовь к литературе, а не к биографиям…

Всего этого я, конечно, Раисе Семеновне не сказал: у нее сложились свои твердые убеждения. Помимо об­щественной работы в библиотеке, она который год была уполномоченным по подписке на газеты и журналы. И, разумеется, точно знала, кто что получает в станице.

Когда я зашел, Раиса Семеновна с грустью показала на небольшую комнату библиотеки, заваленную, помимо книг, коробками, глиняной и деревянной посудой, разной утварью, которую уже успели собрать Лариса и ее актив для музея.

— Вот как мы относимся к полезному и нужному на­чинанию! — со вздохом произнесла библиотекарь-об­щественница.— Хоть жалобу пиши в районный отдел культуры. Да стыдно. Выходит, сами на себя жалуемся.

— При мне же Нассонов обещал на заседании испол­кома сельсовета выделить комнату. Не выделил?

— Что значит выделить? Освободить! Это наша ком­ната. Законная. Да никак не займем. Летом в ней довер­ху мешки с удобрениями. Только увезут удобрения, тут же складывают жмых. Кончается жмых, глядишь — кон­центраты подоспели, хранить негде. Опять к нам, в биб­лиотеку.

— А председатель?

— Накричал на Ларису так, что девушка расплака­лась. Вот мы и отучаем людей проявлять инициативу. Недаром говорят — не проявляй инициативу, а то отду­ваться придется тебе же…

Я спросил у нее, кто из бахмачеевцев выписывает «Неделю».

— Подписались бы многие, да лимит маленький. Все­го два экземпляра. Один получает Нассонов, другой — Ракитина.

— И все?

— Мы получаем в библиотеку один экземпляр. Но это по другому лимиту…

То, что Ксения Филипповна получает «Неделю», я знал. Она всегда предлагала ее мне почитать. И жур­нал «Советы депутатов трудящихся». Значит, работы мне не очень много. Моя хозяйка исключается. Остается председатель колхоза и библиотечная подшивка.

Раиса Семеновна достала пухлую папку с номерами за этот год. И по мере того, как я ее листал, лицо пенсио­нерки все больше хмурилось. Не хватало по крайней ме­ре пяти газет. В том числе — двадцать первого номера.

Библиотекарь-общественница сокрушенно вздыхала:

— Наверное, Лариса Владимировна забыла под­шить.— Раиса Семеновна просмотрела все полки с жур­налами и газетами, ящики письменного стола, но недостающих номеров нигде не было.— Странно, Лариса Владимировна — такой аккуратный человек… Я помню, она как-то брала «Неделю» домой. Наверное, забыла принести… Сами понимаете, молодость. А так она энер­гичная, начитанная, хорошо знает работу…— Она словно давала характеристику Ларисы официальному лицу.

Я подумал, что у Ларисы газету мог попросить Чава. И использовать на самокрутки. Он, как многие здешние куряки, предпочитал самосад.

Мы разговорились с общественной библиотекаршей о том, много ли читают в Бахмачеевской. Она пододвину­ла мне деревянный ящичек с абонементными карточками.

Я выбрал наугад абонемент Коли Катаева. Она вся была испещрена названиями книг: «Теоретическая меха­ника», «Применение пластмасс в тракторном машино­строении», «Основы расчетов упругих оболочек»… Ока­зывается, наш секретарь прочно теоретически подкован.

— Вы на обороте посмотрите,— подсказала Раиса Семеновна, заглядывая через плечо.— Товарищ Катаев ведь еще и комсомольский вожак.

Я перевернул карточку: «Марш ударных бригад», «Товарищ комсомол», «Комсомольцы идут в атаку»…

Порывшись в ящичке, я натолкнулся на фамилию «Самсонова». Так это же хозяйка Ларисы, бабка Настя!

Я поднял глаза на Раису Семеновну. Та скромно по­тупилась: вот, мол, какие у нас дела, даже старухи чи­тают.