Инспектор милиции

— Нет. Случайно получилось. Он как-то чинил кры­шу и сорвался. Как голова цела осталась, не представ­ляю. Верно, здоров, как бугай. Клавка прибежала ко мне, кричит: Тихон разбился. Я помню, успела схватить чемоданчик и бегом к ней. Тихон действительно сидит у хаты в полусознании. Клавдия его водой окатила. Я первым делом сердце прослушала, легкие. Дала поню­хать нашатыря. Уложила в постель и сказала, чтобы пришел на рентген. Может, трещинка какая. Он так и не пришел. Я решила, что обошлось. Здоровый он, ничего не скажешь. Другой бы богу душу отдал…

— А легкие?

— Я же говорю — здоровее не бывает.

Хмель у меня из головы улетучился вмиг. Я вспомнил Лохова, его здоровые лапищи с короткими пальцами, походку носками внутрь. Меня самого тогда поразило, что у такого человека может быть всего одно легкое, да и то гнилое. Да, тут что-то не то. Паспорт я не смотрел. Пове­рил на слово. Положился на сычевскую проверку. Теперь мне подумалось, что Клава была чересчур уж приветли­ва. Неспроста.

Неужели Лохов — это… На фотороботе у преступни­ка была борода. Бороду, правда, легко сбрить.

Надо срочно позвонить Борьке Михайлову.

Игорь и Оля с удивлением наблюдали за мной. Я по­пытался рассмеяться как можно беспечнее.

— А бог с ним, с Лоховым! Что вам теперь? О Бахмачеевской и думать забудете, наверное.

— Э, нет.— Игорь обнял жену за плечи.— Бахмачеевская — это великая станица. Она соединила нас с Оленькой… Что и говорить, перевернула всю жизнь. Верно, лапушка?— Игорь лбом потерся о ее волосы.

— Отец Леонтий, люди же смотрят,— шутливо от­странилась она.

— Ну вот что, ребята,— поднялся я,— мне требуется поспать пару часов, как воздух.

— Дима, Дмитрий Александрович, заходите к нам в купе,— пригласила Оля.

— Постараюсь,— ответил я.— На всякий случай — счастливого пути и много-много радости. И напишите.

— Я напишу,— серьезно сказал Игорь.— Жаль, не успели поближе сойтись в Бахмачеевской. Интересный ты парень…

— Так не только ты считаешь.— Оля выразительно посмотрела на меня.

— Что же, правильно,— подтвердил ее муж.

— Дмитрий Александрович знает, о ком я говорю… Конечно же, речь шла о Ларисе.

Я глупо улыбался и не знал, что делать. С официант­кой рассчитался, с Юрловым вроде бы попрощался и стою, как дурак, жду чего-то…

— Понимаешь, Игорь, мы лежали с Ларисой в боль­нице, ну с той библиотекаршей…

— Как же, помню.

— Чудная девчонка! — Оля словно рассказывала му­жу, но я понял, что ее слова предназначались мне. И только мне.— Спрашивает меня Лариса: можно ли любить двоих?

— Как это? — удивился Игорь.

— Вот так. Двоих одновременно. Юрлов обернулся ко мне:

— Чушь какая-то, правда? У женщин иногда быва­ет…— Он рассмеялся.— Любить двоих!

— Ты вообще о всех женщинах невысокого мне­ния! — вспыхнула Оля.

— Действительно,— смеялся Игорь.— О всех, кроме одной. Или ты хочешь, чтобы я обожал всех?

Я не знал, радоваться тому, что сказала Оля, или нет? Но мое сердце било в литавры…

— Она хорошая, чистая девушка,— сказала Оля и почему-то мне подмигнула.—Можно кое-кому позави­довать…

Я еще раз попрощался с супругами и побежал в свой вагон, прямо в купе к проводникам.

— До Юромска следует без остановки,— ответил на мой вопрос проводник.— Теперь поезда несутся как уго­релые. Раньше, например, останавливался в Будаеве. Гу­сей выносили, арбузы соленые… Нынче ни гусей тебе, ни арбузов.— Проводник удрученно вздохнул.— Как на са­молете. Ни людей не увидишь, ни товару. Я вот в Сред­нюю Азию еще ездил. В Ташкент. Там на каждой стан­ции свой особый смысл был. В Темуре дыни покупали, здоровенные, в пуд весом. Пахучие, сладкие! В Аральске — копченого леща, балык выносили. Подъезжаешь к Оренбургу — курей вареных, картошечку с луком и со­леные огурчики.— Он еще раз вздохнул.— Охо! Техника, скорость! Все как будто о людях думаем, экономим чело­веческое время. А всю эту прелесть зачеркиваем. Поду­маешь, сократили путь на несколько часов, Спроси у лю­бого пассажира, хотел бы он отведать будаевских гусей или там аральского балычка? Еще как! Нет, мчимся, мчимся. Куда, спрашивается, спешим? На кладбище? Так все равно там будем… А тебе что купить надо на станции или телеграмму послать?

— А так просто интересуюсь.

— Потерпи до Юромска. Скушно, стало быть?

— Малость. Проводник подмигнул:

— Ас тобой едет не родственник? Это он про Арефу.

— Нет,— сказал я.

— Подозрительный. Одежда необычная…

— Артист. В кино снимается. Обживает костюм.

— Да, да, да, да,— зацокал языком проводник.— Ду­маю, где его видел? Я, между прочим, так и решил…

Я зашел в свое купе. Арефа спал на спине, подложив под голову руки. Мне ничего не оставалось делать, как самому завалиться на свою лежанку.

26

Проснулся я с тяжелой, смурной головой и отврати­тельным привкусом во рту.

Арефа, словно поджидая, когда я открою глаза, тут же выглянул с верхней полки.

— Через час Юромск.

Ему, наверное, было скучно одному, и теперь он обра­довался. Я сел, взял со столика стакан с чаем. Остыв­ший. Молодец, Арефа, позаботился.

— Знаете, кого я встретил в вагоне-ресторане? Отца Леонтия.

— Я слышал, будто он уезжает от нас.— Денисов спустился, присел рядом.