– Мне очень жаль, Лия. И неприятно говорить тебе, её убила Василика за то, что она хотела забрать твою жизнь. Это ещё одна причина, по которой тебе нельзя туда идти.
– Потому что она ждёт меня? Ведь она ожидала, что Вэлериу приведёт меня? – открываю и вытираю мокрые глаза рукой.
– Нет, предполагается, что брат испил твоей крови и сейчас ты должна быть уже очень слаба…
– Женщина, – вспоминаю я. – Там была женщина, она убежала и сейчас…
– Уже донесла Василике. Нам надо торопиться, – продолжает мою мысль Лука.
– Хорошо. Мне ждать тут Вэлериу. Но если проход тоже охраняется? – встаю и подхожу к Луке.
– Даже если он охраняется, у меня сейчас достаточно силы, чтобы проникнуть в разум Вэлериу и сказать ему, что ты тут. Главное, передать ему это. Главное, чтобы впустил меня в свой разум, а дальше уже ничего не имеет значения, – отвечает он, обходит меня и поднимает с пола железные доспехи, какие я видела только на картинках.
– Лука, только береги себя, – произношу, наблюдая, как он одевается.
– Конечно, а как же иначе. Мне надо знать, где находится это место. Попробуй описать точно.
– Мама поднялась на тот выступ, с которого мы упали, прошла по нему, и там было углубление, откуда она достала верёвку. Потом она открыла деревянную дверцу и спустилась, шла по проходу, там была вода. Она поднималась или же спускалась, я не помню, но никуда не сворачивала. Вышла она к такой же двери, там была защёлка. Оказалась в лесу, за спиной была стена. Эта дверь покрыта мхом и листьями, сложно её найти, но там был камень. Да, точно там был большой камень по правую сторону от неё. Она бежала в горы, а потом на опушке свернула налево и снова бежала до домика, в котором и встретилась с Георгом. Там их и поймали, – тру виски, воскрешая воспоминания, но всё так мутно. Закрываю глаза, делая глубокий вздох.
– Надо что-то ещё, что-то особенное. Таких мест тут много, три я знаю, но нет времени обходить каждое, – торопливо говорит Лука.
– Сейчас… сейчас, – шепчу я, жмурюсь сильнее, снова попадая в тело матери, выбирающейся из тоннеля. Как она закрывает дверь и оборачивается… оборачивается.
Распахиваю глаза, смотрю на ожидающего Луку.
– Крест. Там стоит каменный крест, небольшой, но его увидеть можно. Этот крест поставили давно… она не знает, откуда он. Он прямо позади двери, как метка этого места. Этот тоннель он…
– Это тот самый, по которому Вэлериу привёл в город Василику, но его должны были уничтожить. Он был забит камнями… я знаю, где это. Знаю, Лия. Я сам ходил по нему, мы бегали там мальчишками, играли и прятались, – перебивает меня Лука и улыбается, надевая на голову шлем.
– Хорошо. Тогда иди, – киваю, отвечая ему улыбкой.
– До встречи, Лия. Я оставляю тебе мужчин, они будут защищать лагерь и тебя, – разворачивается, но замирает у выхода. Оборачивается и немного склоняет голову.
– И мои слова, сказанные тебе тогда, не были планом. Я действительно хотел бы, чтобы мой брат познал настоящую любовь, искреннюю и неподдельную. Я желал в тот момент, чтобы Вэлериу поменял своё решение и остался бы с тобой, уехал или же скрылся. Ты заслужила это, как и он. Второй шанс даётся редко, практически никогда. Второй раз, чтобы увидеть счастье, любовь и верность. Мне жаль, что временные границы и обстоятельства, в которых вы встретились, не пересеклись в прошлом, тогда бы история была другой, как и наше будущее. Спасибо тебе за все, Лия и прощай. Мы встретимся когда-нибудь, и тогда я смогу отблагодарить тебя иначе. Обещаю тебе, что сейчас сделаю всё, чтобы ты и он смогли доказать самим себе – ваша сила в любви, которая встречается слишком редко. Прощай, детка, – последние слова, сказанные им, и он исчез за тканью, оставляя меня в ожидании возлюбленного.
Sexaginta duo
Ждать очень сложно, когда ты места себе не находишь. Носишься по этой палатке и не знаешь, что сейчас происходит. Сердце не на месте, не может успокоиться, да и не хочет.
Приближаюсь к выходу из палатки и открываю ткань, смотрю, насколько мужчины, оставшиеся тут, в ужасном состоянии. Костры такие яркие и страшные, уносящие души высоко к небу. Вздыхаю и закрываю ткань, вновь начиная ходить по палатке. Останавливаюсь, и в груди появляется отчаяние, жажда спасения. Опускаюсь на колени, сжимая пальцами крестик, что висит на мне.