Расправляю полы халата, вставая с кровати, подхожу к шторам и раскрываю их. Щёлкаю на ручку, и в лицо ударяет ледяной воздух. Но надеюсь, что это поможет мне уснуть и, по крайней мере, забыть этих тварей внизу.
Обнимаю себя руками, выхожу на балкон. Никогда в жизни не видела чёрное море, да и любое море. Только озеро. Это, я уверена, оно. И я не знаю, насколько мы далеко от берега и где он, ведь передо мной бескрайняя вода и горизонт, мерцающий огнями звёзд. Но делаю шаг ближе к высоким каменным перилам, вглядываясь в волны, бушующие внизу. Я на самом верху замка, в одной из башен, есть ещё одна слева от меня, симметрична моей. Поворачиваюсь к морю, закрываю глаза и вдыхаю незнакомый запах. Невозможно понять, чем оно пахнет. Свободой. Непредсказуемостью. Изменчивостью. Звук волн так прекрасен, так необычен и ласкает слух. Душа словно тянется к этому великолепию, вдыхая в себя этот невероятно прекрасный аромат кристальной чистоты природы.
– Наслаждаешься? – неожиданно вторгается насмешливый голос и прекращает всю красочность момента, да и пугает меня. Распахиваю глаза, поворачиваю голову к сидящему на перилах Луке.
– Что тут забыл? – зло спрашиваю я, отходя от него на шаг.
– Гулял, а ты нарушила мою романтичную прогулку под луной и звёздами, – недовольно произносит он, бросая на меня взгляд.
– Я?! Это ты сидишь на моём балконе! И как ты, вообще, сюда забрался? – возмущаюсь я.
– Просто. Смотри, – подскакивает на ноги и прыгает на кладку, цепляясь ногтями, и как зверь ползёт по камням. Мои глаза распахиваются шире от этого, и я подбегаю к перилам, чтобы лучше рассмотреть это. А он смеётся, ползая по стене, и делает кувырок в воздухе, приземляется прямо за моей спиной.
– Понравилось? Хочешь так же? – спрашивает он, когда я резко оборачиваюсь к нему.
– Не особо, – качаю головой, снова обнимаю себя руками и скрываю тело от порывов ветра вокруг меня.
– Ну и дура, – смеётся он, облокачиваясь о перила.
– Скажи, почему ты так меня ненавидишь? Что я сделала тебе? – хмурюсь, смотря на парня, спокойно стоящего напротив меня. Даже его светло-зелёные глаза сейчас блестят в свете луны странным свечением.
– У меня много причин. Убийство моей семьи, моей возлюбленной, предательство…
– Но меня тогда ещё не было! – возмущаюсь я, перебивая его.
– Ну и что? Самого факта того, что ты состоишь в родстве с Василикой, для меня уже достаточно, как и каждому из нас, – пожимает плечами.
– Почему с ней? Моя мама её дочь или кто? – спрашиваю я.
– В твоей матери, как и в тебе, течёт её кровь, благодаря которой вы вот такие суки. Каждый, кто обращён от первого, является кровным его родственником. И неважно рождён ли он в одном роду с ним или же был просто несчастный, попавший под эту раздачу счастья. Кровь роднит больше, чем ты можешь себе представить. И твоя кровь ещё даст о себе знать, – объясняет он.
– Но я человек, – настаиваю на своём.
– Пока, да. Твоё время пришло. Восемнадцать – возраст, который свидетельствует о готовности организма перестроиться. Если этого не сделать по окончании этого года, то больше никогда не будет возможности стать такой, какой ты должна быть. Ты заболеешь, а впоследствии умрёшь молодой.
Передёргивает от холода, но мне хочется узнать ещё и, несмотря на дрожание всего тела, стою и пытаюсь выстроить вопросы в голове.
– А почему…
– Зайди в комнату, раньше времени болеть тебе не стоит. Брат будет зол ещё хлеще, – указывает рукой на дверь. И даже не хочу отрицать этого, а только юркаю в спальню. Лука входит за мной и закрывает плотно двери, задёргивая шторы.
Осматривается и со всего разбегу плюхается ко мне на постель, словно у нас ночные посиделки.
– Это, вообще-то, моя спальня. Но мне пришлось пожертвовать ей для тебя. Жалко так, – тянет он.
– Переживёшь, – хмыкаю я. Подхожу к камину и вытягиваю руки, чтобы согреть озябшие пальцы.
– Чувствую твой интерес. Спрашивай, пока брат не узнал, что я тут по доброте душевной решил поболтать с тобой, – говорит Лука. Оборачиваюсь к нему, довольно улыбается, настолько себялюбивый, что вызывает только желание ударить его, да побольнее.
– Почему он не хочет, чтобы вы говорили со мной? – выпрямляясь, подхожу к пуфику рядом с зеркальным столиком и сажусь на него.
– Он у нас единоличник, жаждет сам тебя ввести в курс дела. Но во время искушения ничего не слышит, кроме стонов и собственного наслаждения. Для него это сейчас на первом месте, а не ты.
– Во время искушения? – переспрашиваю я.
– Секса, детка, трахается он со своими девочками. Ну не только трахается ещё и питается, как и многие сейчас, – усмехается, когда я закрываю глаза, чтобы перебороть смущение от его слов. Да-да, знаю, что есть такое слово, но оно не произносится. Не разрешается, как и порнография, даже лёгкая эротика запрещена. Строгость и следования правилам. Поэтому для меня все, что касается этого запретного слова, неприятно и… интересно?
– А ты почему тут? – открываю глаза, с прищуром смотрю на Луку.