– Василика зла на брата, потому что он был первым, потому что сильнее, потому что выжил и потому что отрёкся от неё. Женщины, вы такие же влюблённые в себя, как жабы, – кривится Лука.
– И Василика просила его сделать её такой же, когда увидела его. Молила и просила прощения, признавалась в любви. У моего брата было доброе сердце, слишком доброе, которое поглотила женская жестокость и эгоизм. Там что-то случилось ещё, но об этом не говорится больше. С этого момента брат настроен убить Василику, как и других, кто был в то время там.
– Мама… она тоже была? – тихо произношу я, смотря в спокойное лицо Луки.
– Не знаю. Вэлериу не говорит, кто там был. Но, уверен, скажет, ведь нам предстоит с ними встретиться вскоре, и ты сама всё увидишь.
– И моя роль в этом быть наживкой? – уточняю я.
– Возможно, – пожимает плечами, – а, возможно, ты тут только для развлечения.
– Лука! – возмущаюсь я, когда вижу, что вся серьёзность разговора улетучилась словно пыль. И этот черт вновь вернулся к своему неприятному характеру.
– Да, Лия? Хочешь, предложить мне что-то? – оглядывает меня голодным взглядом и ухмыляется.
– Только посмей, – предостерегающе выставляю руку вперёд.
– А я могу показать тебе многое, – его рука поднимается и ногтем он дотрагивается до моего плеча, вычерчивая на нём какой-то узор.
– Я воздержусь. А сейчас уходи, – отодвигаюсь от него, вставая на ноги.
– Да больно и хотелось. Ты скучная, Лия, ничего не умеешь, а если хочешь соблазнить брата, и чтобы он хоть на долю секунды захотел тебя, то… а, да ничего тебе не поможет, – нагло заявляет он. Смеётся и вскакивает с постели.
– Я даже не думала об этом! – уверенно говорю я, повышая голос.
Лука подходит к моей двери и оборачивается, медленно осматривая меня с ног до головы. Встречается со мной взглядом, приподнимая уголок губ.
– Уверена, Лия? Или только хочешь казаться той, в кого тебя пытались превратить? – выходит за дверь, и слышу, как смеётся за ней, спускаясь вниз.
Но я уверена, что ни разу даже не подумала о Вэлериу, как о… о мужчине. Он же мёртвый и сейчас развлекается. Развлекается с какими-то проститутками. А я слушаю его братца и сотрясаюсь внутри от разрывающих меня чувств непонимания того, что мне делать. Покорно принять свою участь или бороться? Есть ли за что? Ничего нет больше. Ни грамма любви к матери, готовой убить меня. И становится себя так жаль, опускаюсь на пол и кусаю руку, чтобы не разрезать воздух вокруг себя криком отчаяния. Мне больно. Внутри так больно от того, что невольно стала вещью. Принять себя новую сложно, ведь столько лет живёшь иначе. А тут все валится на меня снежным комом и подминает под себя. Я одна. Совершенно одна и страшусь будущего.
Triginta unus
Медленно открываю глаза и не могу вспомнить, как я оказалась в постели. В этом согретом месте и без халата. Ведь казалось, что выплакала всю душу из себя. Так горько было и так больно, а сейчас пусто. Очень пусто внутри. Приподнимаюсь в постели на локтях, удивлённо осматривая чистую спальню, где буквально недавно было множество перьев. А сейчас чисто и на столике стоит кубок. Подползаю к нему и беру в руки. Принюхиваюсь. Делаю глоток. Вода. Обычная вода. Кто-то был и так заботливо оставил для меня бокал воды. Залпом выпиваю, смачивая дерущее горло от истерики, подавившей внутри меня всё.
Не знаю, какой день сегодня. Встаю на ноги и бреду к окну, чтобы вновь посмотреть в ночь. Проспала целый день? Без сновидений, теперь без голоса, без всего и уже устала. Такое чувство, что работала всё это время, и не было ни грамма расслабления. Вздыхаю и закрываю шторы, направляясь в ванную, где ничего не изменилось, кроме вновь сложенных полотенец на стульчике. Подхожу к раковине и открываю воду, освежая лицо. Даже зубной щётки нет, конечно, зачем она им. А мне необходима. Пальцем тру зубы, и выплёвываю всё в раковину.
И что мне делать дальше? Сидеть и вновь перебирать в голове информацию. Ну что ж ладно. Подхожу к зеркальному столику и сажусь на пуфик, беру в руки гребень. Смотрю не видящим взглядом на своё отражение, расчёсывая волосы.