Инсталляция (СИ)

— Сколько времени под хвост… — бурчал Гаврил, наводя порядок в сундуке после гостя. — Пустил слух о бомже со связями в администрации… Лишь бы отделаться городской легендой! Хреновое утречко, ой хреновое. А ещё даже чаю не попил…

Краеугольные

Три лампы дневного света как следует проморгались, прежде чем озарить коридор своим безжизненным взором. Противно задребезжала каталка, подскакивая на щелях истоптанного кафеля. В такт подпрыгивало тело лежавшего на ней мужчины. Ничто не характеризовало этого субъекта лучше, чем «обычный». Плоское незапоминающееся лицо, вопиюще среднее телосложение; волосы короткие, шатен. Просто кошмар фоторобота. Ни шрамов, ни татуировок, даже немногочисленные родимые пятна присутствовали только потому, что должны — ведь необычно, когда их совсем нет.

Катившая его женщина не походила на медсестру. Одетая в домашние штаны с супергероями и зелёную футболку, она мурлыкала под нос какую-то азиатскую песню и привычно поправляла движение каталки. С самой покупки на Аукционе Потерянных вещей этот дурацкий тарантас заносило влево. О том, что умение справляться со строптивыми колёсами пришло к ней не сразу, говорили бесчисленные вмятины в бледно-зелёной штукатурке.

«Иногда кажется, левая рука становится крупнее правой», думала она, не прерывая песни.

Едва тележка достигла конца коридора, как откуда-то сверху раздался основательный рокот:

— Лейла! Ле-е-е-ейлаа!

Женщина со вздохом оставила тележку и вернулась в дверь, через которую вошла. За ней оказался наитипичнейший погреб с соленьями и консервацией.

— Чего?! — крикнула женщина в квадратное отверстие над головой.

— Где Мишины та-апки?!

Объяснять было долго, криками — тем более. Подумав, она напрягла связки:

— Носки надень!

— Для носко-ов не хо-олодно! И Миша не зна-ает, куда запихнул тёплые носки-и!

— Харэ, соседи! — возмутились из верхнего балкона.

Лейла с размаху закрыла дверь в подземный коридор и полезла по деревянной лестнице в проём.

Все-таки неоднозначная штука — ветер. То гладит по голове и щекочет кожу, то швыряется лайнерами и переворачивает здания. А иногда он переворачивает целые жизни, родившись от хлопка двери и докатившись невесомой волной до тела на каталке, не шевельнув на нём и волоска. Ну, разве можно поверить, что это ветер заставил самого обычного мужчину открыть глаза да ослепнуть на миг, ибо лампа светила прямо в лицо? Что это ветер придал его мышцам импульс, достаточный, чтобы он сел, ощутив небывалый прилив сил?

Мужчина стал озираться, мало-помалу концентрируя внимание на самом удивительном — собственном теле. Со всех сторон он изучал руки, грудь, живот, вертел ногами, стараясь разглядеть каждый мускул. Когда первый шок закончился, он встал и дёрнул ручку ближайшей двери. Не поддаётся. Попробовал тянуть её и толкать — нет. Тогда он повернулся и пошёл к дальней двери. Каждый шаг вызывал в нём изумление и отзвуки смутных воспоминаний. Дойдя, он потянулся к ручке, но что-то внутреннее, почти неосознанное заставило застыть и приглядеться. Инстинкт ли, полузабытый опыт, но оно сослужило хорошую службу — дверь была в миллиметре от того, чтобы захлопнуться. Потяни он её на себя, очутился бы в неприятной ловушке. Мужчина осторожно налёг на дверь и обнаружил себя в погребе.

— Полки… банки… помидоры… огурцы… персики… — вязко капало с мозга на язык. Какие чуждые слова… Но он знал их смысл! Но знал ли, если б никогда не увидел всё это?

Кстати, что это за шум наверху?

Лестница из… дерева, деревянная! вела туда, где через квадрат в потолке проглядывался высокий порог и кусок открытой двери. Слова вспоминались с трудом, в отличие от движений — медленных, неловких, но достаточных, чтобы не упасть и выбраться на… наружу. На поверхность.

То, что он принял за шум, было голосами — похожими на его собственный, но… другими. Однако они тоже состояли из слов.

— Почему всегда я таскаю телегу?! — возмущался высокий, почти режущий по стеклу голос.

— У Лейлы е-есть тапки! — гудел низкий, ниже его собственного. — Миша не стаанет морозить нооги!

— Хватит пороть чушь! Твои ласты всегда под рукой!

— Не сего-одня!

— Когда мы в последний раз выбирались из этой дыры?!

— Что-о?..

— А мусор ты когда выносил, подлец?!

— Миша творе-ец…

— Ты тварец! Тварец! Ох, тыщу лет — и как со стенкой!

— Лейла грусти-ит?

Самый обычный мужчина выбрался из поверхности над погребом в соседнее… помещение. Комнату. Отсюда было лучше слышно.

— Не грустит!

— Миша выно-осит мусор, когда есть вре-емя. Лейла!

Раздался звонкий, как плеть, хлопок.

— Отвали!

— Теперь у Миши боли-ит рука-а… — несколько удивился гудящий.

Лейла рванула дверь, к которой прислонился самый обычный мужчина, на себя. Тот отпрянул и хлопнулся задом на пол. Женщина замерла, увидев неожиданное препятствие, а осознав, что перед ней, сдавленно ойкнула. Самый обычный мужчина начал с интересом рассматривать её, начиная с фигуры и заканчивая лицом с яркой печатью среднего востока.

— Ми-и-и-иша-а-а! — задыхаясь, позвала Лейла.