Инсталляция (СИ)

— Ты правда везунчик, — заговорила Лейла, подливая Мише из чайника с лебединым носиком. — Мало кто может похвастаться, что узнает ответ на этот вопрос.

— А вы что, вы дадите мне кому-нибудь похвастаться?

Миша с гордостью пихнул Лейлу в локоть — гля, что откалывает! Лейла одёрнула руку и погрузила Гришу в свой бездонный взгляд.

— Ты — ошибка.

— Никакая не оши-ибка! Лу-учшее творение!

— Ошибка он, Миш, — с грустью отозвалась Лейла. — Да, при иных обстоятельствах он был бы твоим шедевром, но сейчас все его достоинства выходят нам боком.

— Да о чём вы оба?!

Краеугольные переглянулись, словно выясняя, кому предоставить слово.

— Иногда, — заговорила Лейла, — нам оставляют на хранение отпечаток души. Миша помещает их в специальные болванки…

— Миша си-ильный!

— …где они пребывают во сне без снов. Если клиента прибьют раньше срока, душа его начнёт прорастать из отпечатка, медленно заполняя болванчика.

— Получается, я — ещё не проросшая личность? — сказал Гриша и немало обрадовался. — Это объясняет столь многое…

Лейла выслушала его с вежливостью взрослого и продолжила:

— Душа внутри тебя… особенная. Ни с чем подобным мы никогда не работали. Перевели десяток болванов, прежде чем Миша, вымотанный тремя бессонными ночами и двумя бесплодными днями, вылепил тебя.

— Миша уме-елый!

— Твоя болванка успешно вместила отпечаток, и всё было хорошо, пока душа не начала прорастать. Не знаю, виной тому лишние закорючки в мозгу, или новый состав эликсира в твоих жилах, но эта душа породила новую другую личность. Тебя.

— Я не равен тому, чем является моя… то есть, не моя душа?

— Мы думали, набирающая силу душа в первые же часы поглотит новорожденный разум, но пока…

— Вы ждёте, пока я умру, уступив этой душе?!

— Делать нам нечего, Гриш. Ты умрёшь вне зависимости от нашего, своего, чьего-либо ещё желания. Не замечал, что всё в тебе мечется, рвётся, и ты вечно на взводе? Она сражается с тобой и побеждает. Да и неважно это, когда Гаврил принесёт…

— Ле-ейла-а! — предостерегающе воскликнул Миша.

— Да…

— Неважно, что я умру?.. — прошептал Гриша. — Кто такой Гаврил? Что он принесёт?! Говорите! Я имею право…

— Где он только этого нахватался… — покачала головой Лейла.

— …знать! Слушайте, раз я всё равно умру, исполните хоть последнее желание. Договорите, что не договариваете!

Вновь Краеугольные устремили друг на друга свои бездны, и их общение кивками, страшными лицами, какими-то жестами, затянулось. Всё это время Гриша взывал к рукам и ногам, стараясь расшевелить, но глухое, отрубленное отсутствие каких-либо ощущений ниже шеи затопило его беспомощным ужасом. С парализующей отчётливостью он прочувствовал инородность собственному телу.

— Миша прав…

— Миша у-умный!

— …лучше рассказать, чтобы ты оставил тщетные мечты о побеге. Когда Гаврил принесёт тело клиента, мы пересадим душу, и без её подпитки ты обратишься в ничто.

— А если не принесёт?

— Я сказала «когда». Ну а «если», то душа окончательно прирастёт к твоей болванке, и места тебе не найдётся. С нормальной душой внутри я смогу наконец-то заменить эликсир кровью, и клиент возродится. Обычно мы так всё и делаем, но у этого… моральные установки. Кровь нужна тёплая, живая…

«Не успеет…» вцепился Гриша.

— Теперь видишь? Как ни крути, твоё время подходят к концу.

— Это вы эликсир так откачали, что я превратился в говорящую голову?

— А не на-адо было шустри-ить, — назидательно поднял палец Миша.

— Ты сам его наполовину сжёг, а наполовину пролил, — пояснила Лейла. — Мы вкачали самую капельку, чтобы сохранить тебя, пока… Да. Могли больше, но ты слишком склонен разбазаривать его без толку.

Гриша вжал затылок в стену. Все варианты, которые только приходили в его ошалелую голову, вели к одному и тому же. Протяжный вздох разбился на череду постыдных всхлипываний. Какая-то неотвратимая обыденность того, что вскоре его не станет, повергала в ужас — и плевать, что ещё вчера его не было, это даже хуже, это делает его существование куда бессмысленней. Всё, что я знаю, все мои мысли и чувства принадлежат кому-то другому. Всё это лишь занято мною на миг, который не отложится ни в чьей памяти — люди способны забывать года и тысячелетия, а я живу меньше суток. Кто я тогда, если не пустое место, превратность судьбы, случайность, ошибка, которую исправят по отработанной схеме? Даже то, что я могу всё это мыслить, не моя заслуга. Я лишь болванка, на которую передалась тень того чужого, что поселено внутри меня Краеугольными. Но если я осознаю это, становлюсь ли тогда чем-то… большим? Может, заняв свою пустоту чужим скарбом, я как-то его переработал, перераспределил, перемешал, превратив во что-то своё, не уникальное, но перекрученное в уникальных пропорциях? Тогда где начинается грань, отделяющая меня от чужой души? Достаточно ведь отрезать её от меня, перекрыть кран, и я вновь стану ничем, оболочкой, которую выкинут, а скорее сожгут, чтобы вновь не повторилось это недоразумение, имя которому — Гриша…